— Ура! — весело закричала Кристина, — Рета, мы идем за твоей едой!

Собака вскочила с пола, словно поняла о чем речь, и закружилась вокруг девочки, тыкаясь мордой в ее живот и ягодицы.

Рынок был недалеко. Крытый металлом каркас с несколькими дверями и запахом не более приятным, чем с помойки.

На улице со столиков, съемных прилавков и просто ящиков продавали зелень, овощи и фрукты. Мясные отделы находились внутри.

Павел выбрал прилавок с говядиной и спросил что-нибудь недорогое для собаки.

— Собака-то большая? — спросила тучная женщина.

— Больше некуда! — усмехнулся Павел.

— Кавказская овчарка! — гордо добавила Кристина.

— Тогда, пожалуй, можно все! — продавщица в белом испачканном кровью переднике зашла в подсобку и через несколько минут вынесла небольшой мешок с костями, местами скрытыми под мясом.

— А не хотите рубца? — деловито спросила она, озираясь по сторонам.

— Какого рубца? — спросил Павел и посмотрел на Кристину.

Та в знак непонимания в ответ пожала плечами.

— Да вы что! — недоумевала продавщица, — Это же самое лакомство для собак! Знаменитый дрессировщик Дуров только этим их и кормит!

— Ну, если дрессировщик, тогда, пожалуй, можно взять, — сказал Павел, — а дорого стоит?

— Вообще копейки, — сказала продавец, направляясь в подсобку.

Она вышла с полиэтиленовым пакетом, наполненным чем-то мягким.

— Он не чищенный, — предупредила она, — но такой гораздо полезней! Вот увидите, скоро ваша собака будет как шелковая, по струнке ходить!

— А что с ним делать-то? — спросил Павел, передавая деньги и забирая пакет.

— Промойте, а после ошпарьте кипятком, и можете даже сырым дать — витаминов больше, — улыбнулась продавщица, — ко мне за ним частенько пенсионеры приходят. Тоже, говорят, для собачки. Но я-то вижу, для какой собачки они берут. Беда просто! Такие времена!

Павел вспомнил о своих родителях, которые вышли на пенсию, но едва могли прокормить себя. Отец постоянно искал подработку в деревне: строил соседям сараи, колол дрова, чинил отопление.

— Рубец давайте лучше на ночь, чтобы собака спала крепче, — вдогонку крикнула продавщица.

Выйдя из помещения, Павел приоткрыл полиэтилен. Увидел там что-то слизкое телесного цвета, похожее на снятую с животного кожу, местами поросшую зеленовато-коричневым мхом. Заглянувшая в мешок Кристина скорчила гримасу, зажав нос пальцами, надула щеки и, наклонившись, издала внутриутробный стон: сделала вид, что ее тошнит.

Как только Павел с дочкой пришли домой, Рета не отходила от них ни на шаг. Она стала шелковой и униженно следовала за Павлом, уткнув нос в полиэтиленовый мешок, словно приклеилась к нему.

Мясо положили в холодильник. Мыть рубец Павел решил в ванной комнате, плотно заперев за собой дверь. Он вывернул содержимое пакета в таз. Включил воду и стал полоскать рубец как белье, смывая прилипшие, похожие на остатки перемолотой гниющей травы, струпья. Запах был невообразимый. Павел вспомнил, что аналогичный он чувствовал, когда охранял во время дежурства разложившийся в квартире труп.

Рета спокойно сидела у закрытой двери в ванную комнату. Затем легла, подперев ее своим телом.

Прополоскав рубец, Павел уложил его в чистый мешок и погрузил в ведро, накрыв крышкой.

— А вы гуляли сегодня с собакой? — спросил Павел, вернувшись в гостиную.

— Ислам с утра выходил минут на десять, — ответила Кристина, сидя на диване и рассматривая книжку с цветными иллюстрациями.

— Тогда я предлагаю прогуляться нам всем в парке! — торжественно произнес Павел.

На Рету быстро надели намордник из стальных прутьев и, зацепив карабином ошейник, повели на выход. Покидая квартиру, она с недоумением и грустью поглядывала на запертую дверь ванной комнаты. Искренне не понимая, кто же останется стеречь хранящееся там добро.

Лесопарк находился практически рядом и начинался за соседними домами. Рано утром и поздно вечером это была вотчина собачников. Единый большой коллектив знал всех четвероногих питомцев района наперечет. Никто не стеснялся сам знакомиться с новоявленными владельцами щенков. Их тут же осыпали советами и заботой. Любовь к собакам роднила здесь всех: дворников и депутатов, бандитов и милиционеров. Поэтому инструктаж и помощь можно было получить в любом деле. Еще один замкнутый мир человеческого общения и взаимопомощи. Это был отдельный коллектив с единым интересом. В нем у детей зарождалась любовь к животным, а у взрослых частенько и друг к другу, порой переходя в брачные союзы.

Зимой это место любили лыжники, которые приезжали целыми семьями. А летом в солнечную погоду на каждой полянке можно было видеть загорающую фигуру, чаще женскую.

Несмотря на то, что было тепло, день выдался пасмурный. Парк пустовал, не считая нескольких велосипедистов, гоняющих по лесным тропкам, приобретающих опыт виртуозности среди колючих елей и пятнистых берез.

Павел решил углубиться подальше, чтобы спустить Рету с поводка. Всю дорогу она как танк тянула его то к одному, то к другому дереву, практически не замечая команд и окриков. Казалось, заразительный смех Кристины служил Рете сигналом к непослушанию. Собака явно издевалась над своим поводырем.

— Если бы ты видел, как она таскает Ислама, — смеялась, глядя на Павла, Кристина, — ты бы тоже не смог сдержаться! Она слушается только маму. И даже без поводка!

Наконец, они нашли небольшую полянку и, отстегнув карабин, сняли с собаки намордник.

Рета минут пять носилась по кустам, а затем, подобрав с земли толстую палку, стала тыкать ею Павла в ноги. Он взял деревяшку из пасти собаки и кинул ее как можно дальше. Рета помчалась за ней и вскоре принесла обратно. Так повторилось много раз. Когда обе руки Павла устали, за дело принялась Кристина.

Павел смотрел на эту маленькую, еще пару часов назад совершенно не знакомую ему, девочку. Видел, как она наклоняется, чтобы поднять палку, оборачивается к нему, дабы увидеть одобрительный кивок или улыбку. Как топорщится волан на ее рукаве при замахе и вздергивается подол легкого пестрого платья, когда она подпрыгивает на цыпочках в своих желтых сандалиях, чтобы увидеть, куда угодила брошенная ею палка. А потом хлопает в ладоши, пугая резкими звуками щебечущих птиц. Павел представил, как они с Кристиной выбирают в магазине платье и останавливается именно на том, что сейчас надето на ней. А затем примеряют сандалии. И он подносит ей одну пару за другой, пока они не останавливаются на этих. А после: маечка, гольфы, ленты для бантов. Ему неожиданно захотелось почувствовать необходимость своего присутствия в жизни этой милой девочки. Частичкой теплоты зарониться ей в душу и оставаться там, теребя взрослеющее сознание, заставляя думать о себе, наслаждаясь этой родственной привязанностью….