Мэри злорадно потерла руки, очень вежливо улыбнулась покупательницам и направилась наверх, за сестрой.

Джинни выбралась из салона с ужасной головной болью и унизительным чувством собственного ничтожества. Подумать только, она, женщина, не имеет ни малейшего понятия, как выбрать ткань или подходящий фасон. Но даже будь у нее выбор, иметь или не иметь это самое чувство стиля и хороший вкус, Джинни решила, что все это не стоит лишних усилий. Да и вообще, просто быть женщиной — тоже. Это слишком утомительно, надоедливо, да и… болезненно к тому же.

Она рассеянно потерла бедро, ноющее в том месте, где в него вонзилась булавка мисс Мэри.

Но по крайней мере у нее хотя бы будут новые платья. И поскольку мисс Эберкромби — одна из лучших портних в городе, успех обеспечен.

Сегодня Алек обещал прийти к ужину. Джинни повернула на Чарлз-стрит и ускорила шаг. Благодарение Богу, у нее есть еще одно платье, которое будет выглядеть достаточно прилично за столом — вечернее, свободное, бледно-зеленое, из мягкого крепа, украшенное двумя широкими рядами вышитых белых цветов с темно-зелеными листьями, один по подолу, другой — на фут выше. Конечно, фасон больше подходил для восемнадцатилетней девушки, чем для двадцатитрехлетней женщины, но по крайней мере грудь не закрывало кружево, которое необходимо отпарывать и снова пришивать. Зато вырез, достаточно низкий, был собран спереди и закреплялся черной гагатовой застежкой. Кроме того, Джинни отыскала единственную пару перчаток, правда, грязноватых, и довольно приличные, хотя, к сожалению, черные туфельки.

Но все это не важно. С чего бы, спрашивается, она должна заботиться о своей внешности? Алек Каррик — всего-навсего мужчина, и к тому же англичанин. Конечно, он красив и прекрасно это знает, хотя до сих пор она не заметила в нем ни тщеславия, ни чрезмерной самонадеянности. Интересно, какой была его жена? Такой же красавицей? Часто ли окружающие сравнивали их, и в чью пользу были сравнения? А может, они просто соперничали, споря, кто из них привлекательнее? Джинни представила его и безликую женщину сидящими у туалетного столика и обсуждающими косметику и модные прически, и громко рассмеялась.

Неожиданно раздался оглушительный удар грома, и Джинни подняла глаза. Капризная балтиморская погода решила на этот раз вылить галлоны дождевой воды на головы горожан. Прекрасная смесь с еще оставшимся в волосах виски! Небо, всего три часа назад совершенно безоблачное, сейчас угрожающе топорщилось свинцовыми тучами. Балтимор!

К тому времени, как Джинни добралась до дома, на ней не осталось ни одной сухой нитки — поля шляпки обвисли, в ботинках хлюпала вода, волосы мокрыми веревками облепили спину.

Мозес, открывший дверь, в изумлении вытаращился и сочувственно поцокал языком. Пока Джинни шла к лестнице, ведущей наверх, дворецкий не переставал журить хозяйку, как маленькую девочку.

— Мозес, ради Бога, это всего-навсего вода, ничего более опасного. Я в два счета успею обсохнуть.

— Тот английский джентльмен, он сейчас с вашим па…

— Добрый день, или, вернее, добрый вечер, хотя еще достаточно рано. Вы, по-видимому, питаете неприязнь к экипажам?

Только этого ей и не хватало! При звуках невероятно красивого, глубокого мужского голоса Джинни медленно повернулась и уперлась взглядом в как всегда безупречно одетого барона Шерарда. Костюм его был воплощением последнего крика моды, однако никто не осмелился бы назвать его владельца щеголем или хлыщом — бледно-коричневый фрак из тончайшего сукна прекрасно гармонировал с облегающими панталонами чуть темнее цветом. Белоснежный галстук завязан просто и так ему идет…

Джинни немедленно опомнилась и приказала себе выбросить из головы идиотские бредни. Кому, к дьяволу, интересно, как он выглядит? Да пусть бы у него фрак был разорван под мышкой, ей-то какое дело?

— Боже, да это женщина. Мокрая, как мышь, конечно, но все еще способна двигаться. И кроме того, на ней, несомненно, юбка. И шляпка на голове! Поразительно! И это унылое коричневое перо так естественно обрамляет несчастное крохотное личико!

Но Джинни по-прежнему упрямо молчала. Не стоит смущаться и стыдиться! В конце концов, это ее дом, а барон пришел слишком рано. Пусть думает о Джинни, что хочет. Пусть развлекается, насмехаясь над ней. Девушка подняла подбородок.

— Пойду переоденусь, — выдавила она, направляясь к лестнице. Сзади послышался смешок.

— Вы оставляете за собой такой широкий ручей, что любой индеец может переплыть его на каноэ.

— По крайней мере вам в этом каноэ не сидеть! — Не успели слова слететь с губ, как Джинни мгновенно пожалела — к чему вступать в споры с этим… этим…

Алек, не скрывая, смеялся. И девушка, подобрав повыше юбки, едва не бегом начала взбираться по лестнице. Алек провожал Джинни взглядом, пока та не завернула за угол, и только тогда отвернулся, качая головой.

— Сэр?

Алек, подняв глаза, увидел дворецкого Пакстонов, взирающего на него с чем-то вроде обиды.

— Я был слишком груб, Мозес? Но ведь она нуждается в смехе и шутках, заслужила хоть немного развлечений. Слишком уж серьезна.

— Знаю, cap. Мисс Джинни стала такой с тех пор, как в прошлом году ее папа здорово заболел и так и не поправился.

— Раньше она была другой?

— Да, cap. Мисс Джинни была веселой и счастливой и всегда подшучивала надо мной и Ленни и Грейси.

— Кто такая Грейси?

— Наша единственная горничная, мастерица на все руки, как я ее называю, милая девочка, которая сама была больна. Жаловалась на грудь, кашляла сильно, но теперь почти поправилась. Она обслуживает мисс Джинни и приказывает нам, что делать. Скоро вы с ней встретитесь.

Мозесу, кажется, нравилось подчиняться приказам неизвестной Грейси, потому что он весело хмыкнул, но тут же поспешно добавил:

— А сейчас, cэp, одна беда, сплошные неприятности.

Печально покачав головой, негр направился к кухне. Алек почувствовал угрызения совести, и это ему не очень пришлось по душе. Он подсмеивался над ней, только и всего, во всяком случае, ничего такого, что могло заставить Мозеса принять столь скорбный вид, будто тот присутствовал на похоронах. Алек счел за лучшее вернуться в гостиную.

Ему нравился дом Пакстонов, особенно гостиная, или зала, как именовали ее балтиморцы, — большая квадратная комната с высокими лепными потолками, выкрашенными в кремовый цвет, отчего и казавшаяся светлой и просторной. Стены были оклеены бледно-голубыми обоями, дубовый пол — почти голый, если не считать двух маленьких круглых светло-голубых ковров. Мебель из красного дерева, с инкрустацией, была расставлена небольшими группами по стенам так, что середина оставалась свободной, давая обитателям и гостям свободу передвижений. По обе стороны камина, в глубоких нишах, стояли высокие вазы с засушенными цветами. Эффект создавался очаровательный. Алек даже задался вопросом, как выглядела бы подобная обстановка в гостиной Каррик-Грейндж, в древних стенах, возведенных в шестнадцатом веке. Должно быть, предки прокляли бы его за столь современные вкусы и перевернулись в гробах.