— Пока мы не отправимся в Барселону, — прошептала я. — Или в Будапешт. — Но мой шепот не помешал ему окончить рассуждения.

— Они понимают, что мы понимаем, что второй такой случай вряд ли представится.

Теперь замолчали мы оба. Фернандо отдыхал от трудов наставника. Я — от трудной жизни иностранки на острове Небывандия.

— Значит, сценарий был написан заранее и спектакль отрепетирован? А ты что молчал? Почему не сказал им, что разгадал их игру?

— А что бы я этим доказал? Да они и сами знают, что я понимаю. Насчет тебя, думаю, не так уверены.

— Но это же бесчестно! Бездушно!

— Что ты такое говоришь? Разве они не оказались правы? Разве кто-то из нас ухватился за возможность сбежать? Взял чек и вздохнул с облегчением? Вся штука в сроках. Если бы они в самом деле ожидали, что мы примем их предложение, дали бы побольше времени на размышления. Несколько дней, может, две недели. Дали бы время осмотреться. Но завтра — в воскресенье, день выбран не случайно — разве мы могли бы что-то раскрутить, даже если бы хотели? В лучшем случае, обратились бы к Самуэлю, но он наверняка в курсе их визита, если не сам его затеял. Сила сама по себе не кажется итальянцам соблазнительной. Их вдохновляют опереточные интриги.

— А что, если бы я сразу, на месте, попросила бы выдать мне чек?

— Чиро нашел бы внушительный и уклончивый ответ: например, что надо подождать, пока Самуэль подготовит контракт. Или сказал бы, что выражался фигурально, имея в виду, что через несколько дней перечислит деньги на наш счет.

— А потом?

— А потом закрутили бы сложные переговоры и обмен сообщениями, пока мы не пришли бы в разум или пока адвокат Убальдини, усевшись с нами за стол в офисе Самуэля, не доказал бы нам, что в первоначальном контракте нет статьи о выходе, и не объяснил бы, что Чиро и Кончетта рады бы исполнить обещание, но Лидия и Томазо возражают. Снова разыграли бы карту старой вражды. Все это заняло бы около года, а к тому времени наверняка прояснилось бы со сроком начала работ, а может, они уже и начались бы.

— И ты хочешь сказать, что они понимали, что ты видишь насквозь все их уловки?

— Да, думаю, понимали. А что ты так сердишься? Разве тебе нанесли ущерб? Нам обоим? Итальянцы говорят: «Чтобы сохранить положение, его надо менять». Взбаламуть воду, замути ее и выжди: увидишь, она станет только чище. Если мы хотим сохранить прежнее положение, все должно меняться. Хотя бы с виду. Нам об этом говорил Джузеппе ди Лампедуза.

Джузеппе ди Лампедуза. Словно ссылка на него все прояснила, я снова услышала голос Кончетты: «Чу-Чу, ты уже должна была понять, что некоторая уклончивость, мелкие проявления скрытности, вендетты или заговоров… ты наверняка поняла уже, что без них в этой стране не обходятся и обходиться не хотят. Для итальянцев все это так же необходимо, как хлеб и вино. Чаще всего все это довольно безобидно…»

— Ни в их визите, ни в их намерениях нет ничего дурного, — продолжал Фернандо. — Они могли бы подвести нас к тому же выводу, без конца толкуя о величии палаццо и о том, как удобны и справедливы условия сделки, но в этом не было бы азарта. Не было бы риска. Они не смеются над нами, ничего подобного. Скорее всего, сейчас они уже едут в Рим, и чувствуют себя на двадцать лет моложе от разыгранной интриги, и говорят друг другу: «Vedi, sono tutti tranquilli, смотри, теперь все улажено».

При всем том, что мы узнали о жизни в Орвието, о ее преимуществах и их отсутствии, при том, что окончание работ — и даже их начало — таилось в тумане неизвестности — почему бы нам не начать все сначала? Сперва попробовав эти слова на вкус про себя, я повторила их вслух.

— Почему бы не начать все сначала?

— Потому что, по-моему, мы уже нашли то, что искали. Признаю, есть некоторые сюрпризы, но ведь без них никогда не обходится. Попробуй припомнить, что ты почувствовала в первый день, когда служащий Самуэля — как, бишь, его?..

— Никколо.

— Когда Никколо открыл перед тобой дверь. За это ощущение и держись. Признаю, путь к палаццо Убальдини оказался более извилистым, чем мы думали, и длиннее…

— Да, и по дороге живут тролли.

— А это уж совсем пустяки. Покажи мне дорогу без троллей!

На следующий день к нам в дверь постучался Самуэль с завернутым в серебряную бумагу свертком.

— Чиро и Кончетте пришлось срочно вернуться в Рим. Они просили передать это вам с извинениями. Сласти от Скарпони.

Фернандо был слишком хорошо воспитан, чтобы торжествовать в открытую. Он даже не взглянул в мою сторону. Усадил Самуэля в кресло, налил ему рюмочку граппы. Я сидела напротив с серебряным пакетом на коленях. Ни за что не пропущу ни слова в последнем действии пьесы!

— Sentite, послушайте, — начал он и прервался для нового глоточка. — Мы, мы все, сожалеем о нарушении наших общих планов. — Еще глоточек. — С помощью, назовем это так, «влияния» Убальдини я устроил, что вам не придется платить ренту, пока вы живете здесь, на Виа Постьерла. Сколько бы ни заняла подготовка палаццо Убальдини. Мы надеемся, что этот небольшой жест облегчит вам душу. — Он осушил рюмку, встал, взял мою руку и задержал ее чуть дольше, чем следовало бы. — А теперь я должен бежать. Как только появятся новости — любые новости, — вы их услышите. А пока, vivete bene. Хорошей жизни!

Под наше с Фернандо общее молчание сонливый граф Мональдеши удалился. Я видела, что даже такой бесстрастный венецианец, как мой муж, смущен. Неожиданный конец. И конец ли? Возможно, подумалось мне, это пролог к новому спектаклю. Не окажемся ли мы бенефициантами в новой пьесе интриг? И не Барлоццо ли стоит за этим неожиданным «жестом», как выразился Самуэль? Да нет, при чем тут Барлоццо! Я поразилась, поняв, что начинаю рассуждать по-умбрийски.

Сентябрь близился к концу, а ожидание оставалось таким же неопределенным, как в июне. Правда, несколько дней «подготовительная» бригада постучала молотками среди обломков, расчищая помещение, но больше в бальном зале ничего не делалось. Не было известий и от Самуэля. В остальном жизнь шла своим чередом. Надо было испытывать новые рецепты для статей и проданной заново книги. Моя представительница умудрилась пристроить ее в престижное издательство, и подписанный контракт требовал представить полный текст с рецептами к 1 декабря. Текст почти не нуждался в правке, а вот рецепты нужно было проверять. Мне нужна была кухня. Надо найти хоть какую-то кухню!

— Придется снять кухню внаем. Да, это вариант. Хоть Франко последнее время и холоден с нами, я пойду к нему. Договорюсь, чтобы позволил мне работать у него в день, когда кафе закрыто. В конце концов, рано или поздно мы поселимся прямо над ним. Он наверняка согласится нам помочь. Так же договорюсь еще с двумя-тремя поварами и…

Мы обрывали листья с базилика и пили вино. Фернандо первый раз за осень развел огонь. Я понимала, что несу чепуху. Давно поняла, как ревниво относятся повара к своим владениям. Знала, как они привередливы. Спальней еще могут поделиться, но только не кухней. Огонь горел еле-еле, так что мы надели свитера, прихватили вино и таз с базиликом и перебрались посидеть на веранду. Теперь темнело так рано, что если бы дымивший камин не выгнал нас из дома, мы пропустили бы закат. В полях и долинах под обрывом лежала тишина. В нескольких метрах слева от нас стояли руины крепости Альборноза. От нее остались только ворота, изгиб стены и основание башни — пустой панцирь среди темно-зеленых зонтичных сосен, выделявшихся на фоне облаков. И солнце сегодня словно наливало испанское вино в рубиновую бутыль, яростно расплескивая его по каменному небу. Как всегда в сумерках, на крепостной стене виднелись силуэты взобравшихся на башню людей. Они поглядывали вверх и вниз, любовались видом. Мы услышали вопль, отдаленный, как из колодца. И еще крики, ближе, от стоявших на башне. Они глядели вверх и вниз, ужасались увиденному. Теперь пришел черед воплю сирены, и все остальное потеряло значение.