Он не придерживается какой-то религии и не верит в поиски духовного начала. «Мне трудно представить себе, что Бог существует. Я полагаю, что после смерти ничего нет, но абстрактно мне, пожалуй, хотелось бы верить в загробную жизнь. Но верю я только в то, что вижу».

Когда мы упоминаем о стрессе, Рафаэль Надаль утверждает, что его испытывают все чемпионы. «Стресс является частью игры. Сердце стучит быстрее, адреналин зашкаливает. У меня нет техники борьбы со стрессом. Когда на корте я ощущаю его проявления, то стараюсь адаптировать свою манеру игры так, чтобы минимизировать последствия этого стресса, а конкретно – начинаю опираться исключительно на свои сильные стороны, наношу только те удары, в которых абсолютно уверен, и не иду на бессмысленный риск, то есть воздерживаюсь от бросков, которые получаются у меня хуже».

В конце беседы мы обсуждаем круг проблем, с которыми сталкиваются французские игроки, и Рафаэль отмечает: «Я считаю, они слишком быстро зажили красивой жизнью, слишком быстро достигли всего, чего только можно было пожелать. Чтобы человек захотел выигрывать, преодолевать самого себя, сражаться за право быть лучшим, ему нужно сначала „поголодать“. В те годы, когда я жил и занимался теннисом в Манакоре[9], мне приходилось все время крутиться и что-то придумывать, чтобы получить право играть на корте, нужный инвентарь, экипировку… Тогда и сформировалось мое стремление превзойти самого себя».

Сын крестьянина, человек, добившийся успеха своим трудом, сегодня Франсуа Пино стоит во главе империи, которую он создавал, словно скульптор, – последовательно и методично отсекая от камня пласт за пластом, позволяя выйти на поверхность прожилкам подлинной гуманности и невероятной открытости духа. Сила этого человека, словно бы вырубленного из бретонского гранита и не сводящего взгляда пронзительно-синих глаз с горизонта, в первую очередь заключается в его способности развивать свои интеллекты и извлекать из этого прибыль. Он и сам понимает это: «У нас во Франции каждого стремятся поместить в какие-то рамки, – сожалеет Франсуа. – Не любят здесь людей, которые, как я, интересуются несколькими сферами сразу. К ним относятся подозрительно и недоверчиво, а зря, потому что именно в многообразии умений и заключается секрет успеха».

«Надо знать, на кого полагаться»

Как истинный бретонец, Франсуа Пино не очень-то разговорчив. Что, впрочем, не мешает ему иметь отличное чувство контакта. В начале 1960-х годов, вскоре после того как умер его отец и завершилась война в Алжире, в которой он участвовал в одном из подразделений под командованием генерала Бижара, Франсуа возвращается на родину и решает посвятить себя той сфере, которая знакома ему не понаслышке: торговле лесоматериалами. Его харизма и межличностный интеллект позволяют ему устанавливать хорошие отношения с людьми всех социальных сословий, в том числе – с первым в его жизни банкиром, овернцем из Реннского отделения банка Crédit Lyonnais. «Когда речь зашла об открытии счета, он осведомился, есть ли у меня деньги, – вспоминает Франсуа. – Я честно ответил, что нет, иначе я не явился бы к нему. Тогда он поднялся из-за стола, и я было решил, что на этом наша встреча закончена, но тут он вернулся с двумя стаканами портвейна. Так у нас зародились доверительные отношения. Если бы не война, я бы, вероятно, стал заместителем какого-нибудь начальника, потом каким-нибудь начальником. Я глубоко верю в силу стесняющих обстоятельств».

Франсуа Пино обладает тем, что он называет «инстинктом крестьянина, инстинктом торговцев времен моего детства, которые приходили на рынки и одним взглядом оценивали предлагаемый скот. Это, конечно, рискованное сравнение, но у меня есть подобное чутье в отношениях с людьми, и развить его мне удалось как раз в годы Алжирской войны. Это был вопрос жизни и смерти: я должен был знать, на кого можно рассчитывать, чтобы перебраться через гору, имея при себе одну-единственную бутылку воды…»

«В 1964 году я купил свой первый компьютер с перфокартами. В то время я занимался продажами древесины, и для ведения дел мне непременно требовалось отслеживать динамику цен, чтобы высчитывать свою маржу практически в реальном времени. Мне было сложно управлять этим компьютером, и я переманил к себе на работу директора по информатике Национальной железнодорожной компании, который планировал вернуться в Бретань. Я доверял цифрам. Сама машина внушала мне доверие своим размером, шумом, гудением и тем, что именно благодаря ей мне удалось добиться несомненных успехов. Там, откуда я родом, считают всё: количество яиц, количество кур… От этого никуда не деться. И компьютеры тоже считают! Они принесли в нашу жизнь скорость подсчетов, помогли постичь специфику экономических и биржевых операций. Но не они изобрели конкуренцию между людьми: она существовала всегда, а сейчас просто ускорилась».

«Природа нужна мне для равновесия»

«Я родился в крестьянской семье и рос в маленькой бретонской деревне, на лоне природы, созерцая пейзажи, фермы, разных животных. Это были мои первые музеи, мои первые картины. Чащи и опушки, по которым я гулял в ранней юности, стали для меня легендарным Броселиандским лесом. И моя первая профессия тоже была связана с лесом, с деревьями… пусть даже задачей ее было уничтожение этих деревьев и последующее превращение в бревна. Природа нужна мне для равновесия. Я часто обнимаю деревья, они питают меня земной энергией, жизненной силой. Они олицетворяют собой прочность, надежность. Что бы ни стряслось, дуб сдержит удар».

Франсуа Пино признает, что слаб в языках, однако он заядлый читатель биографической прозы и поклонник творчества писателей XIX века. По его мнению, над своим кинестетическим и музыкальным интеллектом он работал мало и потому они не очень ярко выражены.

Стержневым интеллектом Франсуа Пино, без сомнения, является пространственный. Сам Франсуа говорит о тесной связи этого интеллекта с духовным и экзистенциальным: «Я с детства люблю красивые сооружения и даже мечтал стать архитектором. Мое первое соприкосновение с миром искусства состоялось, без сомнения, благодаря календарям национальной почтово-телефонной сети, которые из года в год висели на стенах нашей фермы. Меня наполняло подлинное, глубинное любопытство. Я хотел учиться, хотел понимать. Иметь картины тогда могли позволить себе исключительно представители элиты. Однажды мне довелось увидеть одно из полотен Понт-Авенской школы живописи. Честно говоря, я ничего не понял и даже решил, что это какая-то глупая мазня. Но когда начал консультироваться у искусствоведов, то понемногу стал понимать, в чем же заключается уникальность этого полотна. В итоге я купил его в Лондоне, на аукционе „Сотбис“. Эта покупка стала для меня способом сделать себе приятное, принять свою сентиментальность и удовлетворить экзистенциальные потребности».

Франсуа обнаружил, что ему интересно такое направление живописи, как минимализм. «Это давняя история: когда я был ребенком, отец поручал мне сортировать дощечки. Я тщательно выполнял его задание, стремясь разложить все в идеальном порядке. Вот почему минимализм сразу же вызвал у меня такой отклик. Дональд Джадд, Карл Андре… Когда я смотрю на их произведения, то ощущаю себя в своей вселенной».