По всей видимости, здесь была конечная остановка. Этим и объяснялось большое скопление транспорта. Он стоял здесь в момент Катастрофы. Конечной остановка оказалась во всех смыслах. Синюю и желтую краску сменил однообразный бурый цвет. Ржавчина, вездесущий и беспощадный зверь, обглодала скелеты машин. От стекол не осталось и следа, а поворотно-сдвижные механизмы дверей навсегда застыли в положении «открыто».

Томский умерил прыть. Он был склонен к тому, чтобы обойти скопление мертвого транспорта, но Аршинов решил двинуть через салон ближайшего троллейбуса и вскочил на подножку.

Толя поднялся в троллейбус вслед за прапором. Он ожидал увидеть то, что осталось от пассажиров последнего рейса, скелеты или кости, однако ничего подобного в салоне не было. Лишь голые рамы сидений, стеклянное крошево на полу да песок, занесенный внутрь ветром.

Что же сталось с пассажирами? Толик представил тех, кто покидал троллейбус на конечной остановке, и тех, кто входил в него. Первые, наверное, спешили домой. Вторым только предстояло пуститься в поездку. Планы ни тех, ни других не сбылись. Кто-то успел добежать до метро. Прочие остались на улице, чтобы лицом к лицу встретиться с Катаклизмом и распрощаться с жизнью.

Аршинов размышлениями о судьбах мира не терзался. Он успел отыскать обрезок ржавой трубы и принялся воевать с растительностью, мешавшей добраться до входа на станцию. Томский подобрал подходящую железяку и присоединился к прапору.

Несмотря на болезненный вид мутировавшего плюща, он отлично приспособился к жизни на поверхности. Из оборванных стеблей не капал, а просто-таки струился зеленовато-желтый сок. Когда расчистка закончилась, на мраморных плитах крыльца появились целые лужи этой жидкости. Судя по виду — довольно едкой. Даже Шестера, следовавшая за Вездеходом, старательно обошла их стороной.

Аршинов осматривал разноразмерные бетонные блоки, которыми кто-то заложил вход на Партизанскую изнутри.

— Жаль, не хочется поднимать лишнего шума, — с сожалением произнес он. — А то бы я их динамитом… Ну, Толян, навалились, что ли?

Они вставили свои импровизированные ломы в подходящие щели под верхним блоком и принялись его раскачивать. Через несколько минут блок поддался и сдвинулся на пару сантиметров. Еще немного усилий, и он с грохотом рухнул внутрь. Второй блок столкнули руками, после чего Аршинов направил луч фонаря в образовавшееся отверстие. Снял вещмешок, прислонил к стене автомат и, подтянувшись на руках, ловко проскользнул внутрь.

— Порядок, братва!

Томский передал прапору снаряжение и помог залезть в дыру Вездеходу. Шестере помощь не потребовалась — ласка-мутант использовала Толика в качестве лестницы. Вцепившись в ткань защитного костюма, она взобралась на плечо Томского и, пробежав по его вытянутой руке, юркнула в темноту.

Оказавшись внутри, Толик включил фонарик. Прапор и Вездеход были уже на середине спускающейся на платформу лестницы. Как только нога Томского коснулась первой ступеньки, лестница покачнулась. Чтобы не упасть, Толик вынужден был опереться на массивный, покрытый толстым слоем пыли парапет. Позади послышалось шипение и приглушенный стук, а затем… рокот двигателя? Шуршание шин? Водитель автобуса закрыл двери и вырулил на маршрут?

Томский обернулся. Слишком резко. Закружилась голова. В амбразуре, ведущей наружу, мелькнуло и тут же исчезло желтое пятно. Его сменило бледное яйцевидное лицо.

— Лёха! Эй, Лёха. Там…

Язык повиновался плохо. Толик намеревался кричать, а на деле всего лишь шептал. Аршинов и Вездеход ничего не услышали. Они продолжали спускаться и уже добрались до площадки, разделявшей два лестничных пролета. Томский почувствовал приступ тошноты и сорвал противогаз.

Мутант уже протиснулся в дыру. Шлепнулся вниз. Теперь Томский мог рассмотреть его целиком. Узкое клиновидное туловище заканчивалось длинным, очень подвижным хвостом. Бледная, почти прозрачная кожа туго обтягивала скелет, рельефно обрисовывая ребра и бугры позвоночника. Ног у мутанта не было. Их заменяли шесть согнутых в локтях человеческих рук. Стремительно перебирая ими, жуткое существо ринулось мимо Толика и… пропало. Бесследно испарилось, как и положено галлюцинации, пересекшей границу между реальностью и миром иллюзий.

Опираясь на парапет, Томский спустился на вторую ступеньку и застыл. Прямо перед ним лежал обрывок брезента. Хорошо знакомый, покрытый бурыми пятнами. Брезент зашевелился. Медленно, нарочито медленно начал подниматься. Прятавшееся под ним существо встало на четвереньки… или на шестереньки? Томский попятился, попытался сдернуть с плеча автомат, но запнулся за ступеньку и упал. Шуршание, хлопок. Толик понял, что сейчас произойдет и вытянул вперед руки. Напрасные потуги! Брезент накрыл его с головой. В ноздри ударило невыносимое зловоние — смесь запахов крови и плесени. Монстр, прятавшийся под брезентом навалился на Томского всем весом.

— Саван! Саван! — шептал он. — Дай я укутаю тебя как следует! Не барахтайся, глупый. В царстве мертвых свои законы. Вход — только в саванах. Это как пропуск…

Брезент облепил лицо, перекрыв доступ кислорода. Еще немного, и Толя не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой — он оказался плотно закутанным в брезентовый саван.

Томский собирался утроить усилия, чтобы освободиться из брезентовой ловушки, но этого не потребовалось. Саван исчез сам собой, а в глаза ударил яркий свет. Не желтый, искусственный свет фонаря, а самый настоящий солнечный.

Анатолий приоткрыл глаза. Безмятежно-синее небо. Легкие, почти прозрачные облака и солнце. Контраст между пропахшим гнилью брезентом и обдувавшим лицо легким ветерком был очень велик. Даже с учетом того, что Томский прекрасно знал: перед ним — очередная иллюзия.

Он встал, осмотрелся. В отличие от неба земля осталась памятником разрушительному смерчу Последней войны. Толика окружали руины. Настолько однообразные, что взгляду не за что было зацепиться. Освещенные солнцем, они не стали выглядеть лучше. Скорее — наоборот. То, что скрывалось в ночи, теперь выпячивалось, усиливая эффект безысходности.

Томский не стал выискивать ориентиры и пытаться обнаружить дорогу. Он вспомнил о том, что на свете существует много способов избавиться от кошмаров. Самый действенные — укрыться одеялом с головой или просто зажмуриться. За неимением одеяла Толик предпочел последнее. Только вот когда он открыл глаза, ничего не изменилось, за исключением, разве что, птицы, грациозно выписывающей в небе круги.

Вот она опустилась ниже. Толик нахмурился. То, что он принимал за птицу, выглядело слишком бесформенным. Не тянуло даже на птеродактиля. Это был… Проклятый кусок брезента! Он пикировал прямо на Толика. С ним опять играли! И Томскому пришлось включиться в эту игру: очень уж не хотелось опять чувствовать прикосновение к лицу савана.

Он бросился бежать к ближайшему, частично уцелевшему зданию. Фасад из красного кирпича. Черный прямоугольник окна. Если он успеет в него влезть, то добраться до него будет не так просто, как на открытом пространстве. Перепрыгнув, через очередной завал, Толик вцепился руками в подоконник и перебросил тело внутрь здания. Он ожидал, что упадет на пол, но ошибся. Пола в здании не было — лишь черная яма…