Для этого слушателя было как гром с ясного неба, когда он прочитал характеристику, хотя в общем-то и положительную, но закрывавшую ему путь в резидентуру.

Я сам работал в резидентурах и потому прекрасно представлял себе, что может быть, когда там окажется такой сотрудник. Он всех перессорит, создаст нервозную и вредную обстановку, которая не позволит нормально работать.

Поэтому я должен был написать об этом в характеристике.

Вот про Владимира Владимировича не могу сказать, что он карьерист. Хотя некоторые отрицательные качества я тогда в его характеристике назвал. Мне казалось, что он человек несколько замкнутый, необщительный. Это, кстати говоря, можно считать как отрицательным, так и положительным качеством. Но я помню, что указал в качестве негативных сторон в его деятельности некоторую академичность. Я не имею в виду, что был он сухарь. Нет, он был остроумный, за словом в карман не лез.

Дальнейшее использование каждого слушателя определяла очень высокая выпускная комиссия. Она вызывала выпускника пред свои светлые очи и, зачитав его характеристику, определяла, в какое подразделение КГБ он направляется.

В результате обучения Владимир Владимирович был закреплен за представительством КГБ в ГДР».

Сам он тоже понял сразу, что его готовят для работы в Германии — иначе зачем такое усиленное обучение немецкому языку? Непонятно было только одно — в ГДР или ФРГ придется работать?

Для того чтобы поехать в ФРГ, надо было поработать в соответствующем отделе центрального аппарата. Полтора, два, три года… у всех по-разному. А второй вариант — сразу же поехать в ГДР. Для себя Владимир Владимирович решил, что лучше поедет сразу. В ГДР так в ГДР.

В это время он уже был женат. Чем же занималась Людмила, когда ее муж повышал свою разведческую квалификацию?

Она, как мы помним, в то время училась в университете, на испанском отделении, а еще три раза в неделю ходила на курсы машинописи. С какой стати ей вдруг вздумалось учиться машинописи? Вздумалось не ей, а ему, Владимиру Владимировичу, который решил, что такое умение всегда пригодится. А Людмила, как она говорит, просто взяла под козырек. Впрочем, она была уверена в его правоте. Также по его совету она выбрала для изучения в качестве основного испанский язык.

А еще она в то время уже была беременна Машей и уже по собственной инициативе тоже по три раза в неделю ходила на занятия с беременными женщинами, которые проводились в Институте Отта. Людмила очень ответственно относилась к своему новому состоянию, хотела, чтобы все прошло хорошо, и, естественно, боялась, как любая женщина, ждущая первого ребенка. К тому же она ведь в то время была одна, без мужа. Конечно, поблизости находились родители мужа, но…

Когда Володя уехал в Москву, Людмила сняла однокомнатную квартиру и стала жить там. Так что именно занятия помогли ей благополучно разрешиться от бремени, поскольку роды были не совсем простыми. Однако врач, Нина Абрамовна, которая вела их группу беременных женщин, настолько сумела все предусмотреть в своих рассказах, что никаких неожиданностей для Людмилы не было. Она все знала. Даже совершенно точно поняла, когда у нее наступает срок и она должна будет поехать в роддом. Весь тот день убиралась, мыла, стирала — готовила квартиру к своему возвращению, а вечером вышла на улицу, взяла такси и поехала в Институт Отта. Приехала туда в половине одиннадцатого, а через четыре часа уже родила.

Через день приехал муж, очень радостный, что все прошло хорошо, все здоровы, и сообщил молодой маме, что дочку будут звать… Машей. Вот это для нее был сюрприз! Ведь сама она хотела назвать свою малютку Наташей. Ей нравилось это имя, и лучшую подругу звали Наташей. Однако спорить, как всегда, было бесполезно. Она и не стала, вспомнив, что ее любимую тетку тоже зовут Машей. Хотя сначала даже заплакала от обиды — рожа-ла-то она, а имя выбирает он! Но вот такой у нее муж — знала, кого выбирала. Зато он не мечтал, как другие мужчины, непременно о мальчике, считая, что кого Бог даст, то и хорошо. И во время беременности относился к ней очень бережно и нежно.

А потом через три дня он снова уехал в институт, а она осталась одна. Людмиле на первых порах даже стало легче — мужа ведь кормить надо, готовить для него, а в домашних делах принимать участия он как-то не привык. А с ребенком она справлялась сама и умело, словно всю жизнь этим занималась, — видимо, все в генах было заложено. Даже университет не оставила, крутилась, как заведенная: Маша, пеленки, кормления, занятия, прогулки, снова Маша, университет, снова пеленки… За продуктами бегала, пока малютка спала. Конечно, было тяжело, но она со всем справилась. На лето, правда, решила переехать на дачу к Володиным родителям. Но и там оказалось не легче — родители уже в преклонном возрасте, а дача-то ведь была без удобств, даже без воды. Воду приходилось все время носить и греть, а ее для жизни с малышкой требуется много. Магазин тоже находился далеко.

Но Людмила была молодой, здоровой, энергичной, все трудности ей казались по плечу…

Летом 1985 года, после окончания Краснознаменного института, Владимир Путин был распределен на работу в Германскую Демократическую Республику. ГДР в то время являлась, как известно, форпостом противостояния двух мировых систем, в которой наши советские «органы» имели достаточно большое по числу сотрудников представительство. Оно так и называлось — «Представительство КГБ СССР при Министерстве госбезопасности ГДР». Помимо центрального аппарата Представительства в Берлине, в каждом окружном центре располагались небольшие по численности — от трех до семи человек — разведгруппы.

«В Первом главном управлении (ПГУ) КГБ, попросту — в разведке, работа в Представительстве в ГДР считалась совершенно непрестижным делом по причине значительно худшей материальной обеспеченности сотрудников по сравнению с резидентурами в капиталистических странах. Нередко командировка в разведгруппу в ГДР означала для оперработника, помимо всех прочих проблем, связанных с жизнью за границей, прямые финансовые потери. Поэтому от таких командировок отбивались многие», — пишет в своей книге о Путине Владимир Усольцев.

Возможно, так и было, но только в том случае, если разведчика переводили в ГДР из резидентуры одной из западных стран. Если же человек попадал за границу впервые, то все обстояло по-другому, так как в те годы работа в любой стране за границей считалась удачей, о которой мечтали практически все, поскольку она, во-первых, всегда существенно улучшала материальное положение семьи, а во-вторых, расширяла представления об окружающем мире, отделенном от других советских людей «железным занавесом». ГДР же в Советском Союзе к тому же любили и уважали. Как и Чехословакию, в отличие, скажем, от Венгрии или Румынии, которые воспринимались скорее как дальнее чужое захолустье, чем заграница. Тем более что советского человека, впервые попавшего за границу, в той же ГДР неизменно удивляло изобилие товаров в магазинах. В СССР такого изобилия не было. Продовольствия тогда к нам из-за границы практически не завозили, а своего на всех, видимо, не хватало, так как покупательная способность в 70—80-е годы была весьма высокой, зарабатывали люди в основном неплохо. Особенно высококвалифицированные рабочие, а на селе доярки и механизаторы. Они и за границу нередко ездили, в турпоездки по странам соцлагеря и на отдых, в основном в Болгарию. Ездили и другие, например, студенты по так называемому обмену — группа от нас к ним, группа от них к нам. Так что «железный занавес» уже в те годы особенно плотным не был, представление об «их жизни» имелось, то, что уровень там выше, знали. Поэтому и поработать там все хотели.