– И о чем ты хочешь поговорить? – спрашивает Джиджи. – Ты вернулась как будто немного не в себе. Вы с Гэбриелом поссорились?

Я удивлена. Мы с Гэбриелом никогда не ссоримся.

– Вовсе нет. Я о другом.

И я, запинаясь, рассказываю ей о человеке в ресторане.

– Как ты думаешь, это возможно, что я раньше была танцовщицей в каком-то злачном баре?

– Если какой-то хрыч тебе это сказал, это не значит, что ему нужно верить. Ты-то его узнала? Он показался тебе знакомым?

– Нет, но это ничего не значит. У меня же никаких воспоминаний нет, если помнишь.

Я не хотела быть саркастичной, но прозвучало именно так.

Джиджи грозит мне пальцем, и взгляд ее говорит: не умничай тут.

– Нельзя принимать за правду все, что ляпнет тебе какой-то идиот. Я не утверждаю, что он врал, но ты не можешь восстанавливать свое прошлое на основе его слов.

– И что ты предлагаешь?

Джиджи откидывается назад, ее взгляд задумчиво бродит по саду. Сентябрь теплый, удушающая августовская жара прошла, и яркие цветы на клумбах выглядят свежо и радостно.

– Ты не искала его в интернете?

– Искала. Если верить «Линкедин», он менеджер по продажам в какой-то пивоварне. И холостой, судя по его фейсбуку. Это, наверное, говорит в его пользу: по крайней мере, он не от жены бегает глазеть на танцовщиц.

Джиджи кивает, потирая кожу вокруг указательного пальца – она всегда так делает, когда что-то обдумывает. Хлопает входная дверь. Джиджи смотрит на меня:

– Это Эд. Можно ему рассказать?

Киваю. Конечно, я смущена, но ведь Эд всегда меня поддерживал.

Эд подходит ленивой походкой.

– Как дела, дамы? – спрашивает он, разглаживая усы. – Можно к вам присоединиться?

– Садись, дорогой, – говорит Джиджи, поднимая к нему лицо для поцелуя.

Он берет кресло и осторожно укладывает туда свою долговязую фигуру.

– Вид у вас больно серьезный. Что-то стряслось?

Джиджи наполняет свой стакан и протягивает ему.

– Эдди хочет кое о чем рассказать тебе.

Я повторяю все, что уже поведала Джиджи, и он слушает, глядя мне прямо в глаза.

– Хм. Какой-то ублюдок, похоже.

– Так и есть. Но не в этом дело. Что, если я действительно та, о ком он говорил?

– Есть только один способ это выяснить. Надо, чтобы кто-нибудь с ним пообщался.

– Я не могу, – говорю я, уже чувствуя, как желудок завязывается узлом.

– Конечно не можешь. Я имел в виду себя. Я поеду.

Я соглашаюсь с его планом, но теперь, когда есть шанс раскрыть правду, мне становится еще хуже. У меня нет ни малейшего желания узнать, что, пока мне не стерло память, я танцевала стриптиз. Вдруг Эд выяснит, что так оно и было? Они с Джиджи меня выгонят? А что скажет Гэбриел? Даже если ему все равно, что будет, если узнает его семья?

Мы с Гэбриелом только что вышли из Пенсильванской академии изящных искусств и идем по оживленной улице. Я уворачиваюсь от прохожих, чтобы меня не толкнули. Кажется, что все куда-то спешат, и масса людей валит прямо на меня. Еще несколько кварталов, и мы будем в ресторане, где встретимся с Тедом, Блайт и Хейли. У Хейли день рождения, и она захотела отметить его с нами. У нее огромное количество друзей, которые с удовольствием отпраздновали бы его вместе с ней, поэтому я более чем тронута тем, что она решила пригласить нас.

Гэбриел предложил поймать такси, но я настояла на прогулке. Теперь жалею об этом. Я что-то совсем придавлена влажностью воздуха и натиском окружающих. Плотно прижимаю к себе пакет с подарком. Я увеличила мою любимую фотографию, сделанную в начале лета, где мы с Хейли запечатлены вместе: мы сидим рядом, касаясь друг друга плечами, смеемся, а за нами – сверкающее озеро. Я вклеила фото в папку с бархатной обложкой, а на другом листе написала письмо. Это было сделано не для демонстрации, а только для Хейли. Пусть знает, что она мне как сестра и я ее люблю.

Пора переходить улицу, мы ждем зеленого света. Машины проносятся без остановки, и я снова удивляюсь, как сегодня много народа в городе. Мое внимание привлекает раздраженный женский голос. Женщина пытается одновременно управиться с пакетами и двумя маленькими детьми, которые за нее держатся. Она наклоняется за упавшей коробкой, и тут мальчик случайно выпускает из рук воздушный шарик.

– Назад! – кричит женщина, потому что он мчится за шариком прямо на дорогу, навстречу приближающемуся автомобилю.

Не раздумывая, я бросаюсь вперед и рывком притягиваю мальчика к себе. Машина с визгом тормозит буквально в нескольких сантиметрах от нас. Остальные ошалело гудят, движение встает, а я с ребенком отбегаю обратно на тротуар. Гэбриел стоит белый как мел, а мать мальчика с плачем прижимает его к груди и благодарит меня.

– Я чуть не умер от страха, – хрипло говорит Гэбриел. – Это было очень храбро. Ты спасла ему жизнь.

Он берет меня за руку и отводит в сторону. Мы стоим, прислонившись к стене какого-то здания.

– Приди в себя немного, – говорит Гэбриел.

Я выдыхаю и понимаю, что у меня дрожат ноги.

– Я его увидела, а дальше все произошло само собой. Слава богу, он цел и невредим.

Произнеся это, внезапно задумываюсь: а верю ли я в Бога? Скорее всего, верю. Это кажется правильным. Но как знать, во что верило мое прежнее «я»? Теперь я думаю о себе так: «новая» я, «прежняя» я. И еще начала вести дневник. Он помогает мне привести мысли в порядок, но есть и другая причина, и в этом я даже сама себе не хочу признаваться: он заменит мне память, если что-нибудь снова случится и мне придется начать с чистого листа опять.

– Эддисон, Эдди…

– Что?

– Куда ты улетела? Не слышишь ни единого слова.

– Извини.

– Не стоит идти пешком. Я возьму такси.

Я молча киваю и несколько минут жду, не двигаясь с места, пока он меня не подзывает. Меньше чем через десять минут мы входим в ресторан, но сердце у меня все еще мчится вскачь.

Родители Гэбриела и Хейли уже сидят за столиком, и он на одном дыхании выпаливает им, что сейчас произошло. Блайт моментально подскакивает и заключает меня в объятия.

– Какое счастье, что ты не пострадала! Как ты себя чувствуешь? Сядь. Сядь.

Тед выдвигает стул, и я сажусь, по-прежнему не вполне оправившись. Они все одновременно задают вопросы, невозможно сосредоточиться. Передо мной стакан с водой – я жадно тянусь к нему, но, вместо того чтобы взять, опрокидываю. В ужасе смотрю, как вода растекается по столу.

– Простите! Я нечаянно.

Отодвигаюсь от стола, пока она не пролилась на меня.