— Надо придумать названия для комнат, — сказала Теодора. — Предположим, я назначу Люку тайное свидание в малой парадной гостиной. И как он будет меня искать?

— Придется тебе свистеть, пока я не найду, — ответил Люк.

Теодора поежилась.

— Я буду свистеть и звать, а ты — ходить от двери к двери, все время открывая неправильные. Я буду метаться, не зная, где выход…

— Голодная, — мстительно подсказала Элинор.

Теодора вновь на нее поглядела.

— Голодная, — согласилась она через минуту. — Это просто какой-то ярмарочный павильон ужасов. Комнаты за комнатами без конца, двери захлопываются перед твоим носом… Могу поспорить, где-нибудь есть зеркала, которые сбивают с пути, и воздушные шланги, чтобы у тебя взлетели юбки, и что-нибудь такое, что выскакивает из темного коридора и хохочет в лицо…

Она внезапно умолкла и так быстро схватила чашку, что пролила кофе.

— Все не настолько плохо, — спокойно проговорил доктор. — Вообще-то первый этаж выстроен по плану, который я могу назвать почти концентрическим. В центре — будуар, где мы сидели вечером. Второе «кольцо» составляют несколько комнат — бильярдная, например, и тоскливейший кабинет, целиком отделанный розовым атласом…

— Где мы с Элинор каждое утро будем сидеть за вышиванием…

— Эти комнаты я называю внутренними, потому что у них, как вы помните, нет окон. Их окружает кольцо внешних комнат: гостиная, библиотека, оранжерея…

— Нет, — замотала головой Теодора. — Я все еще в атласном кабинете и чувствую, что заблудилась.

— Терраса опоясывает весь дом. На нее есть выход из гостиной, из оранжереи, из музыкального салона. Есть еще галерея…

— Хватит-хватит, — со смехом взмолилась Теодора. — Ужасный, гадкий дом.

Отворилась дверь в углу гостиной, и вошла миссис Дадли. Придерживая дверь рукой, чтобы не захлопнулась, она без всякого выражения оглядела стол.

— Я убираю в десять, — заявила она.

— Доброе утро, миссис Дадли, — сказал Люк.

Миссис Дадли скосила на него глаза.

— Я убираю в десять. Тарелки должны стоять на полках. Для ланча я их снимаю. Ланч я подаю в час, но перед этим посуда должна стоять на полках.

— Конечно, миссис Дадли. — Доктор встал и положил на стол салфетку. — Все доели?

Под взглядом экономки Теодора нарочито медленно поднесла к губам чашку, допила кофе, вытерла рот салфеткой и откинулась на стуле.

— Очень вкусный завтрак, — светски произнесла она. — Тарелки из фамильных запасов?

— Тарелки с полок, — ответила миссис Дадли.

— А бокалы, серебро, скатерть? Все такое красивое и старинное.

— Скатерть, — сказала миссис Дадли, — из комода в столовой. Серебро — из буфета. Бокалы — с полок.

— Наверное, вам от нас куча хлопот, — заметила Теодора.

После долгого молчания миссис Дадли ответила:

— Я убираю в десять и подаю ланч в час.

Теодора рассмеялась и встала.

— Вперед! — воскликнула она. — Вперед, вперед! Идемте открывать двери!

Для начала они — весьма разумно — приперли тяжелым креслом дверь из столовой в игровую. То, на что налетела Теодора по пути сюда, оказалось инкрустированным шахматным столиком («И как я его вчера проглядел?» — раздраженно пробормотал доктор); в дальнем конце комнаты стояли карточные столы со стульями и высокий шкаф, из которого доктор накануне доставал шахматы. Там же лежали крокетные шары и доска для криббиджа.

— Лучшее место для беспечных забав, — заметил Люк, с порога обозревая сумрачное помещение. Зеленое сукно неприятно отражалось в темной облицовке камина, серия охотничьих гравюр, целиком посвященная различным методам убийства диких животных, отнюдь не оживляла темные панели, а со стены над камином в явном смущении смотрела оленья голова.

— Сюда они приходили развлекаться. — Голос Теодоры слабым эхом отразился от высокого потолка. — Отдыхать от гнетущей атмосферы всего остального дома. — Оленья голова смотрела на нее скорбно. — Девочки, — пояснила Теодора. — А нельзя ли как-нибудь снять это жуткое чучело?

— По-моему, оно в тебя влюбилось, — сказал Люк. — Просто не сводит глаз. Идемте отсюда.

Они придвинули дверь креслом и вышли. Вестибюль тускло поблескивал в свете из открытых дверей.

— Как только найдем комнату с окном, откроем его, — заметил доктор, — а для начала распахнем входную дверь.

— Ты вот все время думаешь о девочках, — сказала Элинор Теодоре, — а я не могу забыть бедную одинокую компаньонку, как она бродила по комнатам, гадая, кто тут еще в доме.

Люк с усилием открыл тяжелую парадную дверь и подкатил каменную вазу, чтобы ее подпереть.

— Свежий воздух, — с удовлетворением произнес он.

В вестибюле повеяло теплым ароматом дождя и мокрой травы; с минуту все четверо стояли у порога, отдыхая от атмосферы Хилл-хауса, потом доктор сказал:

— А вот этого никто из вас не ждет. — Он открыл узенькую невысокую дверь рядом с большой парадной и, улыбаясь, отступил в сторону. — Библиотека. В башне.

— Я не могу туда войти.

Элинор сама удивилась своим словам, но это была правда. Струя холодного воздуха, пахнущего сыростью и землей, заставила ее отступить к стене.

— Моя мама… — начала Элинор, не понимая толком, что собирается сказать.

— Вот как? — Доктор взглянул на нее с интересом, потом спросил: — Теодора?

Теодора пожала плечами и шагнула в библиотеку. Элинор поежилась.

— Люк?

Однако Люк был уже внутри.

Со своего места Элинор видела только полукруглую стену и узкую чугунную лестницу, уходящую, надо думать — раз это башня, — вверх и вверх. Элинор зажмурилась. Издалека до нее донесся голос доктора, приглушенный каменными стенами библиотеки.

— Видите вот здесь, сверху, маленький люк? — говорил доктор. — Он ведет на балкон. И разумеется, по наиболее распространенной версии, именно здесь она и повесилась — девушка то есть. Самое подходящее место; на мой взгляд, более подходящее для самоубийства, чем для книг. Считается, что она закрепила веревку на чугунных перилах и шагнула в…

— Спасибо, — ответила Теодора. — Спасибо, я представила во всех подробностях. Сама бы я повесилась на оленьей голове в бильярдной, но, думаю, компаньонка была нежно привязана к башне. Как мило выглядит слово «привязана» в этом контексте, не правда ли?

— Очаровательно. — Голос Люка прозвучал громче: они вышли из библиотеки в вестибюль, где стояла Элинор. — В этой комнате я устрою ночной клуб. Оркестр будет стоять на балконе, хористки — спускаться по чугунной лестнице. Бар…

— Элинор, — спросила Теодора, — теперь тебе лучше? Комната совершенно ужасная, правильно ты туда не пошла.