Мой первый подвиг — выглядеть бодряком, поспав от силы три часа.

Взъерошивая волосы, выползаю раздетым на балкон. По голой коже идут мурашки. Холодно. Зато бодрит!

Окно у Динки приоткрыто.

Не предел мечтаний, да? Мстительно смотрю в ее сторону. Это мы быстро отредактируем! И организуем тебе «мечтания». Просто из принципа!

Переставляю на балкон колонку, и снова беру скрипку. Это не единственный аргумент. Но действенный! Будем закреплять эффект. Ты каждый день у меня будешь слушать теперь свой «не предел»!

На пару минут зависаю, вспоминая, любимые мелодии. И примерно пытаясь почувствовать, что сильнее зацепит Цареву. Врубаю погромче усилитель. Размяв пальцы прохожусь по грифу. И, с ехидной улыбкой закрывая глаза, извлекаю смычком первые ноты весеннего нежного «Mariage D'amour».

Мелодия уносится ввысь, снова отключая меня от реальности. Полетели вместе, Динка? Я знаю, ты способна…

Но через пару минут она с грохотом закрывает окно. Дурочка… Это же демонстрация того, что цепляет! Улыбаясь, доигрываю мелодию до конца. Я знаю, что Серафима и дед тоже слушают. Ну и бросить мелодию как-то не айс. Хочу, чтобы она прозвучала до конца.

Доиграв, опускаю взгляд вниз. Там дед с кружкой чая.

— Это было хорошо, — кивает он.

Присаживается в плетеное кресло. Листает новости на планшете.

Одевшись, спускаюсь вниз. Из кухни доносится запах поджаренного хлеба. Я знаю, что на тосты Серафима положит клубнику и сверху йогуртовый сыр. Все это оплавится и будет очень вкусно! И обязательно крепкий чай со сливками. Никакого кофе на семейном завтраке. Серафима кофе не уважает.

Заглядываю на кухню. Тосты с оплавленным сыром уже на большой чаше. Стаскиваю один. Выхожу на улицу.

От моего Кузнечика тоже, судя по всему, требуют воскресных утренних подвигов.

Наблюдаю, как она плетется к турникам, рядом с которыми мягкое покрытие. Подмышкой перламутровый лиловый мяч.

Удерживая его в кисти, делает переворот. И сразу же следующий, но, подкидывает мяч и ловит его, уже встав на ноги. Непринужденно и легко! Глаз не отвести…

Встречаемся взглядами. Подхожу ближе к изгороди. Ты же хотел объясниться, Рафаэль? Давай…

— Доброе утро, — заставляю себя поздороваться.

— Кому как.

— Как тебе «Mariage d'Amour»?

Морщась, показывает пальцами «ни то, ни се».

— Когда у повара грязные руки, даже вкусное блюдо есть неприятно.

Вот же токсичное чудовище!

С хрустом откусываю кусок тоста. Плавленый сыр тянется, аромат клубники наполняет слюной рот. Хлопая ресницами, Дина тяжело сглатывает.

— Угостить? — прищуриваюсь пытливо, взмахивая тостом.

Ну можешь ты оттаять немного? Не девочка, а сосулька!

Отрицательно качает головой. Отворачивается.

Несколько раз подбрасывает мяч, ловко ловит его, зажимая между бедром и икрой. Встает на руки… На это можно смотреть бесконечно!

Доедать при ней тост не могу. Чувствую — голодная. И в горло не лезет кусок. Кладу тост на блюдечко, оставшееся от чашки деда.

Серафима подходит и встает со мной рядом, разглядывая Дину.

Та так и стоит на руках, делая свои невозможные вращение ногами. Это как я со скрипкой полчаса назад! Сто процентов… Тоже хочешь меня впечатлить, Царева? У тебя получается.

— Хорошая девочка.

— Да уж, — скептически поджимаю я губы. — Нимфа, просто!

— Это сарказм, Рафи? Я не понимаю…

Динка встает на ноги, замирает, резко бледнеет. Мяч выскальзывает из пальцев и катится на траву. А потом, закатив глаза она неожиданно оседает и грохается на спину! Вместе с моим сердцем, которое стремительно обрушивается от страха куда-то вниз.

— Дина! — срываюсь я с места.

Продираюсь рывком через зеленую изгородь.

Что за?.. Падаю рядом с ней на колени. Сердце колотится.

— Дин? — шлепаю ее по щеке. — Дина!

Ресницы медленно распахиваются. Расфокусированный неадекватный взгляд. Глаза закрываются снова. Растерянно смотрю на Серафиму.

— Подними! — взмахивает руками. — Почки…

Кофта Динки и правда задралась, она лежит голой спиной на ледяном настиле. Подхватываю на руки. Пушинка!

— Эй! — делаю несколько шагов в сторону их дверей. — Есть кто-нибудь??

Тишина.

— Сюда! — поправляет плед на кресле деда Серафима.

Динка открывает глаза.

— Снова ты… — мямлит невнятно обескровленными губами.

Едва гашу порыв прижаться к ним своими. Не поцеловать, нет. А… Не знаю! Согреть что ли, влить в них немного своей кипящей сейчас крови.

— Ну я ж ангел твой хранитель, — отшучиваюсь нервно.

Но выходит с сарказмом. Почему? Потому что пытаюсь скрыть эмоции. Напугала!

Кладу ее на кресло. Присаживаюсь перед ней. Внимательно разглядываю.

— Ты чего падаешь-то, Царева?

— Ч-ч-черт… — мутно оглядываясь вокруг, вздрагивает, пытаясь удержать ровно голову. Но не может, кладет ее на подголовник.

— Ты заканчивай со своими голодовками.

Серафима торопится из дома к нам с кружкой чая.

— Держи-ка, — вкладывает в руки Дине. — Не горячий, пей.

— Спасибо, не нужно было, — смущается перед ней Динка.

— Пей-пей…

Пальцы у Динки подрагивают. Делает несколько глотков.

— Очень вкусно. Вы простите, неудобно вышло.

Ты чего такая вежливая вдруг?

Забираю из трясущихся рук кружку. Серафима пальцами ловит пульс на ее запястье.

— Не позавтракала?

— Эм… — пожимает плечами Дина.

— Это сахар упал.

— Спасибо, я пойду.

— Да ты что?.. Рафи… — многозначительно смотрит на меня Серафима.

— Сиди, уж… Загремишь же опять, — не даю я ей встать. — Или тебе понравилось, что на руках носят?

Ослабленно фыркает.

— В следующий раз не трогай, сама встану.

— В смысле — в следующий? — нахмуриваюсь я.

Молчит.

— Дина?

Серафима уже несет блюдце с тостами.

— Немедленно! — требует она.

— Оу… — сводя брови домиком страдальчески смотрит на тосты Динка.

— Ешь! Иначе, скорую вызову, — угрожаю ей я. — Или вообще санитаров из психушки.

Немного давления от Серафимы вдогонку и Динка сдается, вгрызаясь в тост.