Оооо… Да! Это нереально доставляет мне! Таки хоть какое-то удовольствие я в нее всунул. И пусть даже не я, а Серафима.

Делая глоток чая, Дина поднимается с кресла, со стоном откусывая еще кусок от тоста.

— Дина! — доносится резкий голос с их стороны.

— Wie kannst du es wagen… gibt es das?! — чеканит ее тренер. — Ungelehrig! Gierige Kuh![3]

Мои глаза лезут на лоб от возмущения. Подавившись, Динка начинает кашлять.

— Sind Sie zufällig ein Mitarbeiter von Buchenwald?[4] — зло выстреливаю я в ответ.

— Что? — разъяренно вздергивает она подбородок, лицо ее вспыхивает.

— Девочка в обморок упала! — встает Серафима, загораживая нас.

— Да все нормально, извините, — бормочет Динка, пытаясь смыться.

Стискиваю сзади резинку ее штанов в кулак, удерживая на месте.

— Стоять, — шепчу негромко.

Неприятна мне эта фрау. Фрау поджимает губы, отыскивая взглядом Динкин мяч.

— Разве можно тренироваться ребенку без завтрака? — качает осуждающе головой Серафима.

— Дина завтракает, — ледяным тоном.

— Тогда, тем более, нужно отвезти ее в больницу. У нее очевидно низкий сахар.

— А Вы что — врач?

— Педиатр.

Высокомерное выражение лица фрау чуть стекает.

— Конечно, — холодная улыбка со скрытой ноткой презрения. — Обязательно вызовем нашего, — акцентирует она, — врача. Дина! Как ты себя чувствуешь?

— Нормально… — исподлобья смотрит на нее Дина.

— Ну а если нормально, иди в дом!

— Пусти, Дагер, — шипит Динка.

Притягиваю к себе, поднимая второй тост с блюдца. Подношу к ее губам.

— Ешь.

— Я сыта уже! Все! — дергает бровями.

— Сейчас будет гастрономический износ, Царева, давай не будем шокировать Серафиму? — шепчу ей. — Открывай рот.

Не без удовольствия всовываю ей тост, заставляя откусить. С недовольным мычанием жует. Скармливаю ей тост до конца, облизывая губы. Отпускаю. Пятится…

— Ничего не хочешь сказать своему ангелу? — поднимаю бровь.

— Ааа… Да. Агнии — спасибо за заботу. Передай.

Да черт возьми! Обескураженно смотрю ей в спину. Ну, как же с объяснениями, «ангел»? Что мне — на всю улицу орать? Момент упущен. Надо искать другой.

Дина

Белла в гостевой собирает вещи. Я жду ее внизу.

Дагер… Меня словно искупали в его запахе. И два раза за день принятый душ и другая одежда ничего не изменили. Веду носом по своему запястью. Запаха быть не может. Но я его чувствую и все! Тонкий, едва уловимый. Аристократичный хрусталь с тяжелой нотой горького дыма. Он заставляет мои глаза закрываться, а дыхание замирать. Дагер притягателен, отрицать глупо.

Но клинический мерзавец, к несчастью. И самое страшное — в «Белом плаще». Вот этот плащ сильно сбивает с толку. И сейчас опять сбивает.

Крамольная мыслишка, что он мог измениться закапывается мной заживо, с остервенелым энтузиазмом. Не мог!

А сейчас выслуживается перед Асей. Хотя Семен Решетов ему друг. Вот как так?!

На улице нас ждет такси. Мы опять выезжаем с Дагером одновременно. Их машина едет перед нами. Белла говорит с мамой по телефону.

— Дина, мама задерживается еще на неделю.

— Хорошо.

Отлично! Прекрасно! Чудесно!

— У спортсмена бывают спады, — строго смотрит она мне в глаза. — Это нормально. Но если речь идет о выходе на финишную прямую, нужно бросить все усилия на результат. Рыдать, умирать, болеть, впадать в депрессию — это все потом. После того, как результат достигнут. А сейчас — напрягись. Забудь про все, кроме цели. Sieg!

— У меня обмороки.

— У всех иногда бывают обмороки, — смотрит она мимо меня. — Не в первый раз.

— Спина болит очень. И ступни.

— Естественно. Ты выходишь за границы физиологии. Твое тело не рассчитано на такие нагрузки. В этом и суть! — вдохновленно. — Гимнастика — это преодоление физиологии в угоду эстетике. Ты именно за эти достижения и получаешь награду. Этим восторгается публика!

— А если я сломаюсь?

— Я все контролирую. После Олимпиады у тебя будет хорошая реабилитация. Ты юная, твое тело быстро вернется в норму. Но сейчас все ресурсы должны быть брошены на победу. Мы нашли для тебя спонсоров. Они хотят посмотреть на тебя вживую.

Отворачиваюсь к окну.

— Отработай вольное выступление. Порази их! Пусть раскошелятся.

Протягивает мне таблетки, расфасованные в пластиковый контейнер.

— А что я пью?

— Витамины, минералы, хондроитин для гибкости…

— Фуросемид и кофеин! — выстреливаю я обиженно.

Я прочитала про что говорила мне Арина Ивановна. Запрещенные способы для сброса веса гимнасток.

— Да! — шипит на меня Белла. — Иначе ты просто не пробьешься, dummes Mädchen! Иногда приходится и так! Меньше засовывай в рот жирные сладости. Когда я взяла тебя, ты не соответствовала ни одному из критериев. Слишком высокая, слишком ширококостная для гимнастики. Ты априори проигрывала всем! Но ты так старалась и уперто работала, что мне показалось из тебя выйдет толк. Где это все сейчас?! И мы взяли бронзу! Серебро! И когда до золота остался только шаг, не осталось ничего, кроме твоих широких костей. И тяжелой задницы! Соберись!

Я работала — да. Это заслуга Дагера, кстати. Мне так хотелось показать ему, что я лучшая! Что стою его внимания! И слушая его скрипку, я несколько лет ежедневно пахала как проклятая, чтобы в определенный момент показать ему это — «победу эстетики над физиологией». Глупый кузнечик…

Первое, что я делаю по приезду в школу, высыпаю в урну все таблетки. И иду к нашей медсестре. Извиняюсь за истерику. И прошу у нее витамины, кальций…

Она, глядя в мои анализы, при мне наполняет пластиковые ячейки заново. Звонит Арине Ивановне, советуется с ней.

Протягивает мне распечатку от диетолога.

— Это твой коридор калорий с учетом нагрузок.

— Две с половиной тысячи?! — поднимаю на нее шокированный взгляд. — Да вы что?

— Если у тебя пятичасовая тренировка сейчас, то две с половиной тысячи, да.

Нет, я не могу этого принять. Тысяча — это мой верхний потолок перед соревнованиями. Больше нельзя.