– А чего вы меня воспитываете? Я вроде как сама педагог.

Ася вдруг совершенно успокоилась. Они еще выпили и некоторое время сосредоточенно жевали, ощутив зверский голод.

– А раз ты педагог, – сказала Вера, доев очередной кусочек рыбки, и выразительно взмахнула вилкой, – то и применяй на практике свои тяжким трудом приобретенные знания. Мальчик у нас с тобой трудновоспитуемый, упрямый, капризный. И вообще, ты разговаривай с ним, разговаривай. Слово за слово – и возникнет взаимопонимание. А там и до постельки недалеко.

– Вера Павловна, нет, вы совершенно невозможная!

– На том стою. Ты меня слушай, я три раза замужем была. А так, без замужа – и не сосчитать. Самое главное, знаешь, что? Не давить их своей любовью. Даже если ты от него кипятком писаешь, виду не подавай. Пусть помучается, полезно. Мужчина – он кто? Охотник. А мы кто? Добыча. На самом деле наоборот, но им этого знать не надо. Ты должна оставлять пространство для его любви, понимаешь? Чтобы было где за тобой погоняться с борзыми. Пусть непрестанно волнуется. Только так удержишь.

– А вы? Удержали кого-нибудь?

– Всех держу. Все мои бывшие на длинных поводках гуляют. Только свистнуть! Но, понимаешь, какое дело – свистеть что-то неохота. Я ведь сама всех бросала. Ну да, нравная. Чуть что – фырр! А ты другая, я вижу. Ты однолюбка. Всю жизнь его любишь, я ж помню – маленькая была, от горшка два вершка, а туда же: Ёжа, Ёжа! Так ему в рот и смотрела. Высчитывала, когда пожениться сможете, не помнишь? Лет шесть тебе было.

– Помню. А я вас боялась в детстве почему-то.

– Не бойся. Я за тебя. Лучше ему не найти, дураку такому. Поняла, что делать-то надо? Мелькай перед ним почаще, разговоры разговаривай, улыбайся, заботься – все просто. Мальчик работает много, ему-то некогда. Ты меня спроси, я тебе скажу, когда у него что – репетиции, спектакли, съемки. Подлаживайся. И в театр приходи, а то – что это. Он и думает, что тебе на него наплевать.

– Мне не наплевать. Только… трудно очень. Мы же тринадцать лет не общались, я уже другая, он тоже.

– А кому легко? Трудно ей! Ничего, притретесь потихоньку. А почему вы не общались?

Ася опустила голову. Потом встала, собрала пустые тарелки, поставила чайник, достала сахар, заварку, все молча. Вера следила за ней с состраданием.

– Да ладно, не говори. Я и так знаю – не помню, что ли, как на нем девки висли. Тебе бы подождать чуть-чуть.

– А что ж он не подождал чуть-чуть?

– Ася, он же мужик! Молодой, здоровый, красивый, гормоны бушуют. Да и как парню устоять, когда девчонки на шею вешаются? А гены? Отец его – такой кобель был! Да и дед не лучше. А сейчас он перебесился.

– Я так не могу. Не хочу так.

– И не надо. Послушай, я его знаю с пеленок. Асенька, сам он не бабник по натуре, правда. Для него главное – работа. И он тебя любит. Прям расплывается весь, когда твое имя произносит, – а сам и не замечает этого.

– Он с вами обо мне говорит?

– Не специально. Но все время выскакивает: Ася – то, Ася – это. Он что, сильно тебя обидел тогда? – Ася только молча кивнула. – Прости ты его. Столько лет прошло, сама говоришь – вы другими стали. Может, у вас теперь получится, что у тех, юных, не получилось…

Вера вдруг замолчала и прислушалась, Ася тоже – у обеих сделались испуганные лица: хлопнула входная дверь.

– Все, попались, – сказала Вера Павловна, загасила сигарету и налила себе еще водки. – Мальчик пришел. Смотри, ни слова лишнего.

– Вот это да! – воскликнул Алымов, появляясь в дверях. – Кого я вижу? ma tante! Какими судьбами? Что это вы тут делаете? Водку пьянствуете? Сплетничаете?

– А как же! Пришла вот с девочкой твоей пообщаться!

Ася вдруг закашлялась, и Алымов с подозрением на нее покосился.

– Посидели немножко, о своем, о девичьем поболтали. Уже ухожу. Водочку, что осталась, я заберу, рюмочки ополосну – чтобы тебе и не пахло.

– Ах-ах-ах, какая забота, – сказал Алымов, целуя тетке руку. – Я отвезу тебя?

– Еще чего! Я прекрасно доеду на таксо. Асенька мне сейчас вызовет.

Ася ушла к телефону, а Сергей тут же взял тетку за плечи:

– Ты зачем пришла, признавайся?

– Сережик, да просто так. Ты ж меня знаешь. Я люблю общаться. Вообще!

– Вообще! – передразнил он Веру Павловну. – Знаю я твое «вообще»…

Алымов пошел проводить Веру до машины, а Ася постояла, задумчиво покусывая губы, потом быстро прибралась и накрыла стол заново – для Сергея. Посмотрела на себя в зеркало, висевшее в коридоре, покачала головой и вздохнула: ну, вообще! Вот заразное какое слово, надо же… Они с Алымовым еще долго сидели на кухне, хотя Асе давно пора было спать. Сергей поглядывал на нее с радостным удивлением, но обоим было как-то неловко.

– О чем вы тут с теткой разговаривали? Мне, что ли, кости перемывали? – не выдержал он в конце концов.

– Конечно, – чуть улыбнувшись, ответила Ася. – О чем же нам еще говорить? Только о тебе, любимом.

Он даже прищурился, вглядываясь в нее, но потом догадался:

– Да ты же выпила! Я сразу не понял.

– Сереж, а почему Вера сказала, что она твоя вторая матерь?

– Так и есть. – Он пересел к Асе на диван и с наслаждением вытянул ноги. – Она меня выкормила. Так что я – ее молочный сын.

– Правда?

– Это долгая история. Вера – вторая жена Деда. Или третья, не помню. Он сам путается. Семь раз был женат, но последней супруге говорил, что шесть, потому что двух предыдущих жен звали одинаково, и они сходили за одну. Ну вот…

Алымов рассказывал, Ася слушала, его рука лежала на спинке дивана, почти у нее на плечах – так невозможно близко, что мурашки бежали по коже. У Сергея был усталый вид, но он улыбался и нежно смотрел на Асю, которой хотелось просто закрыть глаза и упасть к нему в объятья – будь что будет!

– Так получилось, что у Веры с мамой разница в сроках была совсем небольшая. Дед еще радовался, что у него чуть не одновременно появятся на свет и дочка, и внук. Но их девочка всего две недели прожила. Вот Вера меня и кормила. У мамы молока не было.

– Господи… Бедная Вера…

– Вера не могла больше детей иметь, привязалась ко мне. У нее с мамой были непростые отношения. Честно говоря, я между ними как меж двух огней рос. Обе ревновали меня друг к другу. А с Дедом они потом разошлись. Вера – актриса, и хорошая, как говорят. Но давно не играет. Она пила очень сильно одно время. Потом бизнесом занялась. Они с мамой в девяностые ателье открыли, шили на рынок и на заказ. Вернее, мама и другие мастерицы шили, а Вера торговала. Сейчас преуспевает, она хваткая. Вот такая история, Малявка.

Алымов разглядывал Асю и думал: все всегда от него чего-то хотели – мама ждала от сына совершенства, а он никак не дотягивал до ее идеала; Дед хотел, чтобы внук оставался маленьким, а тот неизбежно подрастал; Вера воображала, что он ее собственный ребенок, а это было не так. Он довольно рано понял, что взрослые находятся в очень сложных отношениях друг с другом, и научился подстраиваться под каждого, не забывая о собственной выгоде. Дед задаривал его игрушками и заграничными шмотками, а когда он вырос – оделял деньгами. К его чести, он никогда ничего у Деда не просил. Вера была для него скорее старшей сестрой, чем второй мамой: с ней можно было вволю валять дурака, лазить по деревьям и есть мороженое, сколько влезет. Одна только Ася не хотела ничего и принимала своего Ёжу целиком, со всеми его заморочками. Она всегда была на его стороне, что бы он ни делал, всегда! Только с Асей ему не надо было играть, притворяться, подстраиваться. Он был самим собой. Так что же получается: все эти годы он убегал вовсе не от Аси, а от себя самого? Может, хватит уже бегать по кругу?