Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь я брошенная женщина, скованная по рукам и ногам. Прежде щебечущая, отныне я молчу, тихо справляюсь с раздражением и сознаю, что так и предстоит пройти через долгие годы. Сдержанно-ледяная особа, просчитывающая каждый свой шаг, я уже не оправлюсь от полученных ран. Я набросила вуаль на свои мысли, стала подчиненной и расчетливой. Женщина со сложенными в молитве руками, я молюсь молча. Когда на небе появляются первые проблески зари, я не сплю. Слабая женщина, бунт которой почти незаметен, качает детскую коляску, напевая вполголоса. Мои возможности ограничены, и каждую ночь я с ностальгией вспоминает обо всем, что утратила в жизни.
Тот день я запомню навсегда. Да и как его забыть? В Париже стояла прекрасная погода. Может быть, именно поэтому мы и расстались.
Пасмурное небо стало голубым, ярко светило солнце, резкий освежающий ветер бил в лицо.
Я позвонила сестре, и мы договорились встретиться в кафе. Мне хотелось съесть огромную порцию мороженого на террасе.
— Как, ты уходишь? — изумленно спросил Николя.
— У меня встреча с сестрой… Мне хочется прогуляться в кои-то веки! Я уже восемь месяцев не пила кофе в кафе.
— Но я же тебе сказал, что сегодня встречаюсь с Энтони!
Энтони и в самом деле вскоре объявился. Он снял мотоциклетный шлем и поднял на руки малышку, которая тут же завопила. Я поспешно забрала ее, и он заметил:
— Она еще не очень хорошо держит головку, да?
Я ответила, чтобы он не лез куда не просят, и ушла сменить Леа памперс. Потом, когда дочь снова задремала, я передала ее Николя:
— Пока, я ухожу.
— Да, ты уже говорила.
— Ты чем-то недоволен?
— Да, я недоволен. Как я смогу одновременно заниматься ребенком и общаться с Тони?
— Я думала, Энтони хотел посмотреть на малышку.
— Да, — ответил Энтони, — она потрясающая! А теперь, когда я ее увидел, может, мы пойдем?
Я бросила на него уничижительный взгляд:
— Что ж, как хотите, но я тоже ухожу.
— Ах, так! — сказал Николя уже агрессивно.
— Ты хочешь, чтобы я приготовила бутылочки? — спросила я, помещая стерилизатор в микроволновку, затем налила в него воды, сполоснула бутылочки и положила в воду.
— Ты даже не смотришь, что ты делаешь! — воскликнул Николя. — Ты льешь воду не глядя!
— Можешь на меня положиться — я занимаюсь этим с утра до ночи.
— Прекрати! Ты прекрасно видишь, что творишь черт знает что!
— Ну, это уж слишком! Я ее мать, и я знаю, что мне делать! — Леа снова заревела. — Ты ведь хочешь, чтобы я осталась! Ну, так и скажи!
— Нет, я хочу, чтобы ты ушла.
Я натянула куртку, выбежала и, дойдя до автобусной остановки, позвонила ему на мобильный:
— Я тебе запрещаю унижать меня в присутствии твоих друзей!
— А ты не видишь, насколько сама смешна, когда пытаешься вступить в состязание с Энтони? Ты ревнуешь даже к моим друзьям!
— А ты не интересуешься никем, кроме своих друзей! Или хорошеньких нянек…
— О, как патетично!
И он положил трубку.
Обезумев от ярости, я вернулась, взлетела наверх, перескакивая через три ступеньки.
— Я передумала, — заявила я.
— Прекрасно, я ухожу.
— Я тебе запрещаю!
— Пошли, Тони.
— Если ты уйдешь, я заберу ребенка и никогда больше не вернусь!
— Если ты ее увезешь, я пойду в полицию и напишу заявление о похищении.
— Ты сам меня вынудил!
Он ушел. Я закутала Леа, наспех побросала в сумку вещи и тоже ушла.
Я села в такси, вся кипя от гнева, и попыталась проанализировать ситуацию. Из автора диссертации по философии я превратилась в домохозяйку. Из домохозяйки — в бомжа. Куда уж падать ниже…
Сестра открыла мне дверь и очень удивилась при виде ребенка и чемодана с вещами. Я спросила, не могу ли я остаться у нее на несколько дней. Оказалось, что как раз сейчас это возможно — муж и дети гостили у его родителей. Наша мать, воспользовавшись случаем, приехала навестить Катю.
Итак, я снова оказалась с матерью и сестрой, как в старые добрые времена, когда ни у одной из нас не было мужчины. Мать вышла из кухни, слегка растрепанная, в розовом фартуке, с сильно подкрашенными глазами, и обняла меня как ни в чем не бывало, словно не было ничего удивительного в том, что я здесь с ребенком и вещами.
— Твоя дочь слишком к тебе привязана, — заметила мама за ужином. — Так она никогда не сможет стать независимой. Взрослой ей будет трудно создать семью. Вот, держи, съешь еще немножко. — И она положила мне на тарелку еще три ломтя телятины. — Ты можешь пожить какое-то время у меня, я тобой займусь, избавлю немного от хлопот с дочерью.
Мать по-прежнему считала меня ребенком. Мне кажется, она так до конца и не осознавала, что я выросла. Детские психологи выяснили, что грудной ребенок не видит разницы между матерью и собой. В случае с моей родительницей справедливо было и обратное утверждение.
— Ты нашла няню?
— Да… то есть я еще окончательно не выяснила…
— Будь очень внимательна! Ты не видела этот американский документальный фильм, где приходящих нянь снимали скрытой камерой, когда они оставались одни с ребенком? Никаких прогулок, никакого крема от солнца номер семьдесят, никакой музыки Моцарта и чтения сказок! Ребенок сидит в гостиной, где няня со своим дружком смотрит порнофильмы, и у него за весь день нет другой еды, кроме соски, которую ему запихивают в рот чуть ли не до самого нёба, чтобы поменьше кричал. А те двое грызут морковку, приготовленную ему для пюре, и потом занимаются любовью! Должна тебе сказать, в сквере рядом с твоим домом я видела нянь, которые все время болтают по мобильникам, пока их подопечные дерутся совочками в песочнице. Я уж не говорю о тех случаях, когда детей бьют, а потом родителей арестовывают по обвинению в дурном обращении с ребенком!
— Спасибо, мам. Все это очень обнадеживает.
— Да нет же, не паникуй! Твоя мать здесь, чтобы помочь. Я вовсе не хочу тебя путать, потому что сейчас не принято, чтобы матери слишком тревожились. Но не лучше ли для тебя и Леа не связываться с приходящими нянями и обратиться к тому, кого ты давно знаешь и кто любит тебя больше всех на свете, — к твоей матери? Только не вздумай говорить, что ты предпочла бы свекровь! Ты прекрасно знаешь, она никогда не хотела, чтобы ты кормила грудью. И все потому, что она сама этого не делала. Каков результат, можно увидеть, взглянув на твоего приятеля: из ребенка, не вскармливаемого грудью, вырос мужчина, в котором нет никакой доброты, никакого благородства! Он доставляет женщине одни страдания!