Неожиданно Лана окончила школу без троек, сразу получив хороший шанс для поступления в музыкальное училище. Она легко стала студенткой, повысив себя этим в статусе, обрадовав родных и успокоив его как опекуна. Но поскольку домой наезжала редко, от встреч в городе с Амелиным увиливала ловко, ссылаясь на занятость, никто, включая и его, не знал, чем на самом деле живет девушка. А, как выяснилось позже, жила она вполне взрослой жизнью, материально обеспеченная в годах и должности состоявшимся чиновником от культуры. Конечно, будучи женатым, он не афишировал с ней отношений, что устраивало обоих. Лане нужны были его чиновничья помощь и снятая для нее в центре уютная квартирка. Ему – молодая любовница. Неожиданное разоблачение их порочной связи женой пожилого ловеласа, скандал, грозивший ей отчислением, и случившаяся так некстати беременность заставили ее сбежать в родное село. Амелин к тому времени директорствовал в местной школе, для души еще и обучая детишек живописи в созданной им студии. Учеников к нему возили со всех окрестных деревень, часто одаривая сельской продукцией – от выращенных на огородах овощей до мяса домашних свинок. Все, что получал, он отдавал в столовую школы, благодаря чему была возможность кормить бесплатно обедами детишек из бедных и многодетных семей.

Появление Ланы без диплома, но с чемоданом проблем Амелин воспринял стоически, уже без боязни испортить себе репутацию. По селу тут же пошел шепоток, но он пресек все сплетни одним махом – сделал Лане предложение выйти за него замуж. Сельчане, зная его как стойкого холостяка, тут же придумали свое объяснение столь поспешному решению: наверное, парочка тайно встречалась в городе, вдали от их любопытных глаз. И лишь теперь, когда девушка готовится стать матерью, им пришлось узаконить отношения. Такая версия устроила всех: и любопытствующих, и самих будущих молодоженов.

Тогда Амелин не предполагал, как это мучительно трудно – жить с нелюбимой женщиной.

Ребенок родился мертвым, словно не желая обрекать себя на безрадостное существование в искусственно созданной без любви и взаимного тепла семье. Амелин даже погоревал, скорее из жалости к крохе, чем из чувства утраты. Потерь в тот год ему хватило: умерла мать, угорели из-за неисправного газового котла в своем доме тесть с тещей. Могильные холмики один за другим выросли на пригорке сельского кладбища, огороженные общим заборчиком из кованого металла. Там же нашлось место и их правнуку.

Лана, как тогда показалось Амелину, вздохнула с облегчением. Любовник дал хороший старт карьере, благополучно покинув город с повышением в должности. Дети ей не нужны были совсем, о чем она, нимало не смущаясь, и сообщила Амелину.

Они перебрались в город, оставив в родном селе вполне крепкий родительский дом Амелина и пепелище сватов по соседству с ним. Федор ушел в армию, мотивируя свое нежелание поступать в институт отсутствием призвания. Амелин с Ланой в это время «ставили бизнес», открыв частную школу искусств. «Новые русские» хорошо спонсировали предприятие – воспитывать отпрысков с претензией на культуру стало модным. Сами родители в лучшем случае изъяснялись на хорошем русском матерном, начиная с «ну, ты… это… короче…» и далее, слава богу, неразборчиво. Все попытки Амелина окультурить заодно и их, приглашая на творческие встречи и выставки, заканчивались одним и тем же – ему совали конверт с купюрами со словами «ну, ты уж сам давай… ну… чтобы все с сыном (дочей) было тип-топ». «Тип-топ» из некоторых детей выходил очень даже неплохой – талантливые и просто способные детки быстро схватывали материал, увлекались и спешили в школу Амелиных с неподдельным восторгом. Довольные родители отсыпали школе денег на поездки по городам России и даже за рубеж.

Все рухнуло вмиг. Дефолт девяносто восьмого года разорил основных спонсоров школы, банк, где у Амелиных был открыт счет, лопнул.

Но даже тогда у него нашлись силы начать все сначала. Общий успех и общие проблемы на какое-то время сплотили их с Ланой, сделав жизнь хоть немного похожей на семейную. Вступив в пору зрелости, они оба нашли радость даже в интимной близости друг с другом. Амелин тогда подумал, что пришла та самая любовь.

С энтузиазмом они искали спонсоров для новой школы, обивали пороги разных кабинетов, ходили на поклон и к неформальным «королям» города, предлагая легализовать полученную сомнительным путем прибыль. Но попытка возродить школу не удалась. Волна красавцев от бизнеса в малиновых пиджаках схлынула, на их место пришли грамотные финансово и политически люди, которым мелкие доходы от учебного заведения были неинтересны.

Амелин и Лана на какое-то время растерялись, перебиваясь немногочисленными частными уроками. Начались ссоры из-за денег. Привыкшая если не к роскоши, то к полному достатку, Лана тратила их с прежней скоростью. Более рачительный Амелин упрекал ее в бесхозяйственности и недальновидности, рассчитав, что строгая экономия даст некоторые средства на открытие хотя бы художественно-музыкальной студии. Пословица «курочка по зернышку» стала его жизненной позицией, скупость – чертой характера. Он поздно понял, что превращается в Гобсека, латая дырки на носках и питаясь кашей с соевым мясом. Стал часто ловить на себе презрительный взгляд Ланы, у которой налаживалась интересная жизнь: получив приглашение играть в камерном оркестре, та стала редко бывать дома, ссылаясь на репетиции и поздние концерты.

Амелин же с упорством барана продолжал копить деньги. Опомнился вмиг, прочтя в газете рекламное объявление о наборе учеников в частную школу искусств Юлии Эпельман. Его идея, его мечта была украдена и воплощена в жизнь ближайшей подругой Ланы. Конкурировать с ней, имеющей мужа – владельца сети ресторанов и отца – бывшего работника облисполкома, ему было не под силу.

Амелину перевалило за сорок, постоянного дохода он не имел, плата за съемное жилье (своя квартира была продана в кризисный год) росла месяц от месяца, Лана стала в его жизни скорее гостьей, чем женой. Он запил…

Амелин припарковался во дворе офисного здания, нижний этаж которого занимала его галерея. Первое, что бросилось в глаза, – белая «Мазда» бывшей, как уже считал, жены, занимавшая его привычное место на парковке. Пришлось спускаться в подземный паркинг. Поднимаясь на лифте с минус первого этажа, он подумал, что к разговору с Ланой не готов. То, что Лана приехала именно к нему, подготовив список претензий, даже не сомневался.

В галерее кипела работа. Амелин некоторое время наблюдал за тем, как молодые ребята устанавливали мольберты для картин в хаотичном порядке по всему огромному залу. Как таковых стен у галереи не было, со всех сторон шли окна. Грамотно подобранная местная локальная подсветка и опорные колонны создавали иллюзию разделения зала на небольшие пространства, условно определяющие либо собственно художника, либо тематику подобранных картин.

Амелин вспомнил, как открывалась галерея. Молодая жена его сына Марго Улицкая принесла свои рисунки. Он же, беглым взглядом осмотрев аляповатое нагромождение непонятных символов и фигур, расстроился. Отказать Федору, который помог ему и с арендой помещения, и с ремонтом, конечно, не смог. Но и выставлять словно нарисованную неумелой детской рукой мазню справедливо боялся. Идея задрапировать окна черной, непроницаемой для дневного света тканью пришла неожиданно. Направив на каждый рисунок мощный поток неоновых ламп, он понял, что нашел верное решение подачи ее картин. Успех у первой же выставки был ошеломляющим. Посетители бродили по залу, надолго замирая перед очередным рисунком. Никто не обменивался мнениями, шампанское на сервировочной тележке стояло нетронутым, Марго с испугом жалась к мужу, часто вопросительно заглядывая ему в лицо. Амелин же внимательно наблюдал за людьми. Подметив какое-то отрешенное от бренного мира выражение лица у каждого второго посетителя, он успокоился. Картины Марго «произвели впечатление», а уж какое – не так важно. Заметив наконец полуобморочное состояние Марго, он подошел к невестке и легонько чмокнул в макушку. «Умничка», – шепнул на ушко и тут же заметил приближающегося к ним известного своим скандальным характером и грубостью критика Веселовского. «Ну, я вам скажу… это просто крэзи… конкретно башню сносит, – прогудел этот обладатель мощного торса. – Где та птаха, что нацарапала лапкой эти картинки?» Он в упор посмотрел на Марго, которая от страха пыталась спрятаться за мужа. «Ты? – Веселовский почти что ткнул пальцем ей в лоб. – Ха! Ну, состоялась, состоялась… высокого полета тебе, девочка», – добавил он, улыбнувшись уже вполне по-человечески. Обстановку разрядил подоспевший вовремя журналист Матвей Роговцев[3]. Коротко пожав руки Амелину и Федору, поздравив с успехом Марго, он буквально потащил критика к сервировочному столику. Амелин, Федор и все еще бледная Марго молча наблюдали, как эта пара чокалась бокалами с шампанским. «Все! Мы открылись!» – сказал тогда Амелин, обнимая сразу обоих – любимого сына и его молодую талантливую жену…