Гордей и Анна Сергеевна были против. «Если не дать Нюше пережить все разом, она будет мучиться всю жизнь, постепенно узнавая подробности истории своего рождения. Это все равно что рубить кошке хвост по частям!» – убеждала их Ядвига. «Все с ней будет в порядке, Гордей Иванович, физически она не пострадает, – добавила уже ему лично. – Но вы должны ждать ее в машине!»

Первой сдалась Анна Сергеевна…

– Нюша, поедем? На, водички попей. Успокойся. Теперь все будет у тебя хорошо, девочка.

– Вы все знали, да? Знали, что так будет – Ядвига предупредила?

– Да. Так было нужно для тебя.

– Ну, ладно… Жила… без родственников! Проживу и дальше. Вот, картину забрала. – Она стянула резинку, развернула лист, нахмурилась. – Что это?

Гордей посмотрел на неброскую карандашную подпись внизу листа, которым была обернута картина.

– Пикассо? Я правильно прочел? – Он непонимающе посмотрел на девочку.

– Вот он! Тот рисунок, который так искал отец! Ну, тот мужик, кто… – Нюша засмеялась.

Гордей с состраданием смотрел на хохочущую во весь голос девочку и понимал, что еще немного, и та заплачет. И он будет сидеть с ней в машине до тех пор, пока не промокнет рукав его куртки, куда она уткнулась, уже всхлипывая. И будет гладить ее по рыжим волосам, приговаривая ласковые слова. Она их не услышит, он знал по опыту, но позже, вытирая остатки слез его носовым платком, бросит на него благодарный взгляд. И тогда он улыбнется, заведет двигатель, и они поедут прочь от этого места. И привезет он в лесную школу уже спокойного улыбающегося ребенка, сбросившего с себя непосильный груз тайны своего рождения.