Улыбнулась, повернула голову, открыла глаза, чтобы пожелать дочке доброго утра, и тут же похолодела: кровать была пуста!

Денис

На природе я всегда просыпался рано. Не знаю, в чем причина: в птичьих трелях за окнами гудение ветра в каминной трубе или тишина, которая бывает вдали от города. А может, просто настоящий свежий воздух, который пробивается через чуть приоткрытую форточку.

Сегодняшнее утро не исключение. Открываю глаза, смотрю на часы — пять утра. Только рассвело, неясный свет рассеивается шторами. Встаю, выглядываю в окно — тихо, только листья падают. Ночные птицы уже заснули, а дневные только-только просыпаются. Открываю створку. Вздрагиваю от утренней свежести и тихонько иду в ванную. По дороге заглядываю в комнату к девчонкам: спят как младенцы, обнявшись и закутавшись в одеяло. Усмехаюсь и встаю под душ.

Прохладная вода бодрит, прочищает мысли, и я тут же вспоминаю о вчерашнем поцелуе. О мягкости кожи под моими губами, как под ними быстро-быстро билась жилка на шее. Как Мила обняла меня и прижала так крепко, словно хотела сплавиться, слиться в одно единое существо. В ее поцелуе была все та же страсть, что и шесть лет назад. Неужели не забыла? Неужели не разлюбила?

Трясу головой, разбрызгивая капли. Быть этого не может. Она же сказала, что ушла, потому что должна была. А когда любят — не уходят. Когда любят — разговаривают. Надо все-таки добиться от нее правды во что бы то ни стало.

Просушив волосы полотенцем иду на кухню и закрываю дверь. Варю кофе, смотрю в окно, а мысли где-то там. в прошлом. Как все могло бы быть, если бы она не ушла?

— А ты хороший? — внезапно раздается позади голосок, и я, вздрогнув, оборачиваюсь. На пороге Ира. Стоит, настороженно ждет ответа.

Подхожу к девочке ближе, стараясь не напугать. чувствую, что сейчас от любого резкого движения она может убежать, как дикая лань. Присаживаюсь на корточки и беру маленькие ручки в свои, бережно, словно они стеклянные. Такие тонкие, легкие, воздушные. У Руса, хоть он и такого же возраста, руки тяжелые, мужские. А тут…

— Да, я хороший. Ты же сама говорила, помнишь? — намекаю на просьбу стать ее отцом.

Ира неуверенно кивает, а потом спрашивает:

— А почему ты тогда ругался с мамой?

— Мы не ругались. Мы просто спорили. Взрослые иногда спорят, забывая, что дети все видят и слышат иначе. Мы с твоей мамой давние друзья.

— Правда?

Киваю. Говорить о предположениях по поводу отцовства с пятилетним ребенком — верх безумия. Тем более когда ни в чем не уверен. Нужно сначала убедиться. Сдать тест ДНК. И тогда уже говорить. И сказать это Ире должна Мила.

— Да, милая. Твоя мама мне очень дорога. И сейчас у нее неприятности, а она не хочет признаваться, что ей нужна помощь. Вот и спорила со мной.

Поднимаюсь и веду за собой. Сажаю на диван за стол.

— Кушать хочешь? — спрашиваю и смотрю выжидательно.

— Хочу. А можно?

Что? В каком смысле? Ее что, голодом морят? Непохоже. Тогда почему такой странный вопрос? Внимательно смотрю на девочку и усмехаюсь: да она просто стесняется. В незнакомом месте же, как в гостях.

— Конечно. Что будешь?

Открываю холодильник. Был здесь пару недель назад, так что ничего скоропортящегося нет.

— Бутерброд? — несмело отвечает Ира.

— Что ты обычно ешь по утрам? — задаю очередной вопрос. Так будет проще. Потому что я, разумеется, совсем забыл заехать в магазин и купить даже хлеб. Надо срочно исправлять оплошность.

— Мама варит кашу.

Мда, легче не стало.

— Знаешь что?

— Что?

— Сегодня обойдемся без каши.

Достаю яйца и кетчуп, разогреваю масло на сковородке, делаю глазунью и рисую кетчупом улыбку. Получается довольная рожица. Ира сидит тихо, пока я колдую над плитой, но, когда ставлю перед ней тарелку, распахивает глаза и улыбается.

— Это мне?

— Да, только хлеба нет, прости, — развожу руками.

— Ничего.

Наблюдаю, как девочка аккуратно ест, вымазывает жидкий желток кусочками белка, как макает в кетчуп. Через десять минут Ира отодвигает пустую тарелку и смотрит с благодарностью.

— Спасибо.

— Не за что. Еще чего-нибудь хочешь?

— Попить.

Хлопаю себя по лбу забыл, что всухомятку есть вредно. Быстро ставлю чайник, наливаю чай, достаю из шкафчика упаковку печенья, ставлю все это перед Ирой. Она не спеша потягивает напиток, откусывая печенье по крохотному кусочку, а я внимательно разглядываю ее лицо, ища признаки сходства с собой. Вроде нос мой. Или нет? Глаза другого цвета. Волосы тоже. Она вообще копия Милы. Надо все-таки сдать тест. Материал, мне нужен биологический материал.

Вспоминаю фильмы, которые смотрел и понимаю, что нужно сделать. Пока Ира пьет чай, иду в ванную. Достаю ватную палочку и думаю, куда бы ее положить после взятия образца. Шарю глазами по полке, открываю ящик и внезапно вижу туристический набор бутылочек. И в нем есть то, что мне нужно: маленькая пластиковая баночка с плотно закрывающейся крышкой. Беру все это и возвращаюсь на кухню. Придется обмануть ребенка и скрыть это от Милы, но другого выхода не вижу.

— Все нормально? — спрашивает Ира, когда я вхожу в кухню. — Ты чем-то там гремел.

Прошибает холодный пот. Если сейчас Мила проснется. План пойдет насмарку. Но в доме тишина. Не проснулась.

— Наелась? — спрашиваю, и Ира кивает, улыбаясь. — Ой, что это тут у тебя? — Беру палочку и наклоняюсь к девочке. — Ну-ка, открой рот, у тебя, кажется, тут что-то… — быстро провожу палочкой по внутренней стороне щеки.

— Что там? — хмурится.

— Уже все. Прилипло что-то.

Девочка успокаивается, а я незаметно отламываю кусочек палочки и запихиваю его в баночку, убираю в карман.

— Я молока хочу с хлебом, — внезапно говорил Ира.

— Их нет, — вздыхаю. — Но я сейчас съезжу в магазин и куплю.

— А можно мне с тобой? — Ира смотрит на меня просящими глазами.

— А как же мама? Проснется, а тебя нет. Волноваться будет.

— А мы ей записку напишем, — говорит Ира. — Ты же умеешь писать?

— Конечно умею.

— Ура! — хлопает она в ладоши и бежит в коридор. Слышу, как достает обувь, пыхтя, натягивает, а сам стою в растерянности. Не хочется отказывать ребенку в такой малости, но и не предупредить Милу считаю неправильным. С другой стороны, она за последние дни столько всего пережила, что надо дать ей отдохнуть.

Ну и главная причина — я сейчас просто не готов с ней говорить. Не успел ничего продумать. Поэтому просто выуживаю листок бумаги и ручку, пишу, что уехали в магазин и скоро вернемся, оставляю на видном месте на столе и иду в коридор. Ира уже одета. Стоит и переминается с ноги на ногу.