Получается, я сама придумала все это? Что Деня не хочет нашего ребенка, что он меня не любит? Это я оставила Иру без отца! Господи, что же я натворила…

***

Денис

Смотрю на Милу в шоке. Неужели она могла подумать, что я отправлю на аборт ее? Да за кого она меня принимает вообще?

— Глупышка, ты что, приняла все это на свой счет? — Кивает. — И поэтому убежала? — Снова кивок. Запускаю пальцы в волосы и с силой оттягиваю. — Значит, Ира все-таки моя дочь? — И еще один кивок. — Почему ты не поговорила со мной?

Подхожу и заглядываю в глаза. В них плещутся боль и ужас от осознания ситуации. наверняка винит себя за то, что убежала не поговорив, что обрекла дочь на участь безотцовщины. Вздыхаю и обнимаю. Она снова начинает рыдать, но вдруг резко отстраняется.

— А как же Руслан?

Да, это еще один вопрос, который наверняка ее терзает. Они ведь с Ирой одногодки. Вот и придумала, что я ей изменил.

— Я не изменял тебе, если ты это хочешь знать.

— Но у тебя сын! — Она выскользает из моих объятий, снова напрягаясь.

— Когда ты ушла, я искал тебя. Долго искал. Но даже со своими связями не нашел. Как тебе удалось?

— Не уходи от темы!

Качаю головой и усмехаюсь.

— Искал долго, — повторяю, — не нашел. Но не терял надежду. А Оксана… Она дочь друга моего отца. Мы знакомы практически с детства. Оказалась в неприятной ситуации, и отец попросил помочь.

— Сделать ей ребенка? — язвит Мила.

— Да боже мой, выслушай до конца! Она и правда была беременна. Но не от меня. Попросила меня жениться на ней, и все. Руслан не мой сын!

Вижу в глазах недоверие.

— Но он зовет тебя папой, — говорит Мила неуверенно.

— А как еще он должен меня звать? Я его с рождения воспитываю. Он не знает, что я его биологический отец, какой смысл? У нас с Оксаной был уговор: я женюсь на ней, воспитываю Руса, но если вдруг найду ту, которую люблю, — смотрю Миле в глаза, — мы разводимся. Она согласилась.

— Тогда почему заявилась ко мне домой с претензиями?

— Видимо, за столько лет уже привыкла к мысли, что ты не вернешься.

Снова подхожу к ней и притягиваю к себе.

— Понимаешь теперь, что я ни в чем перед тобой не виноват? — целую влажные щеки, кончик носа, лоб. — Мне всегда нужна была только ты. И сейчас нужна…

Мила всхлипывает и поднимает на меня заплаканные глаза.

— Не хочу быть разлучницей, — морщится. — У тебя семья и налаженная жизнь. И ребенок.

— А как же наш ребенок? — киваю в сторону комнаты, где играет Ира. — Хочешь, чтобы она так и росла без отца?

— Мы привыкли, — пожимает плечами, а я хочу встряхнуть ее, чтобы вытрясти эту дурацкую мысль из ее красивой головки.

— Нет! — отвечаю резче, чем хотелось. — Я ее отец и сделаю все, чтобы она теперь ни в чем не нуждалась. Она имеет на это право.

— Но как же… — начинает Мила, но я кладу палец ей на губы.

— Я все решу. Ты мне веришь?

Она кивает, в глазах загорается слабый огонек надежды. Я уверен, она все еще любит меня. Такая любовь, как у нас была, не может легко кануть в лету. Наклоняюсь и прикасаюсь к ее губам, легко, почти невесомо, давая ей шанс отказаться, уйти. Но она лишь теснее прижимается ко мне и перехватывает инициативу.

И словно не было этих лет. Мы снова там, в нашем уютном гнездышке. Жадно целуемся и буквально срываем друг с друга одежду. Мне хватает ума запереть дверь, но на этом мозг расслабляется, плывет, и я поддаюсь. Нет больше сил себя сдерживать.

Мила не отстает, целует, кусает, тут же зализывая места укусов, царапает, вжимается в меня так, что я чувствую буквально каждый сантиметр ее кожи. Она изменилась, формы стали более округлыми, женственными. Руки скользят по груди, талии, бедрам, я упиваюсь вкусом ее губ и, не разрывая поцелуя, практически роняю на диван. Он узкий, неудобный, но мне все равно. Я слишком долго ждал.

— Моя!.. Люблю!.. Никому не отдам!.. — шепчу раз за разом, вновь и вновь исследуя ее тело. Когда-то я знал каждый изгиб, каждую ямку. Даю себе волю и возвращаю давно забытые ощущения.

Воспоминания обрушиваются, как цунами. И вот уже Мила выгибается подо мной, почти до крови кусая губы, сдерживая крик. Помнит о дочери, мелькает мысль. И я вновь накрываю ее губы, чтобы выпить ее стоны, насытиться заглушенным гортанным криком, когда она уже не в силах сдерживаться. И лишь на самом пике удовольствия понимаю, что мы оба благополучно забыли о предохранении.

«Хочешь от нее второго ребенка?» — усмехается внутренний голос. И я без зазрения совести понимаю: ответ «да»!

Людмила

Деня спит, уткнувшись мне в ключицу, а я не могу сомкнуть глаз. Мы лежим в обнимку на узком диванчике. Тело вспоминает давно забытые ощущения, дрожа от наслаждения от одной мысли, что он снова рядом, но я глушу эти порывы и взываю к голосу разума. Это все неправильно, нечестно, так нельзя! Но глупое сердце не хочет слушать, надеется и верит, что все еще можно вернуть.

Спорю сама с собой, привожу в качестве аргументов сначала жену, потом сына. Но внутренний голос отмахивается. С женой можно развестись, с сыном поддерживать отношения и платить алименты. Все можно уладить, ведь так?

Сама не понимаю, как вышло, что я снова поверила в чудо. Поверила, что все наладится. Что мы с дочкой заслужили кусочек счастья.

Денис просыпается и тут же целует в шею, посылая по телу стаю мурашек.

— Я сделаю завтрак, ты не против? — мурлычет он мне в губы и приникает к ним поцелуем. А я согласна на все, только чтобы он еще немного побыл рядом. Где-то внутри зарождается странное чувство, что если он сейчас встанет и уйдет, я его больше никогда не увижу. И вроде это глупо, но почему-то страшно.

— Давай еще немного полежим? — уговариваю его и оплетаю руками и ногами. — Так хорошо…

— Не спорю, но я проголодался.

Вопреки моим уговорам он встает и потягивается. Упругое тренированное тело, кубики пресса, мускулы на руках — всего в меру. Не как у качков из телевизора, но достаточно красиво, чтобы не выглядеть отталкивающе.

— Иди в душ, сейчас Ира проснется, — напоминает Денис, и я разочарованно киваю. Сосет под ложечкой, но я стараюсь не обращать внимания на иррациональный страх.

Плетусь в душ, а после прихожу на кухню, где уже вкусно пахнет яичницей и тостами. Деня стоит у окна и разговаривает по телефону, слегка хмурясь. Видит меня, кивает на заботливо расставленные тарелки и стаканы с соком, а после снова прислушивается к собеседнику.

— И что, никак не решить? У тебя же есть все полномочия… Черт, игорек, я сейчас совсем не испытываю желания этим заниматься, у меня небольшой отпуск… Ладно, я скоро приеду.