Не вы ли тут девицам сердца вырезаете? Тут главное – впечатление, ощущения.

– И как ощущения? – с сарказмом спросила Соня.

– А никак!

– То-то и оно! – Подытожила подруга.

Уже стемнело, во дворе не горело ни одного фонаря, и девушки оглядывались, осторожно нащупывая тропинку, промочить ноги в сугробе не хотелось.

– Смотри! – Соня показала вглубь сада, где среди деревьев мерцал огонек в окошке. – Наверное там и есть его мастерская.

Девушки, не сговариваясь, развернулись, и подсвечивая себе фонариками телефонов, отправились на огонек по еще более узкой тропинке, на самом деле это была даже не тропинка, а глубокие следы в обе стороны.

В небольшое окошко, через которое и светил огонек, было видно лишь пустое помещение с мольбертом, табуретками, на которых были разложены краски и кисти, но незаконченную картину разглядеть не удавалось.

Подруги огляделись, прислушались – тишина, наверное, Виктор Васильевич занялся чем-то в доме и не собирается идти в мастерскую. Саша толкнула дверь, вошла – и чуть не свалила Соню, рванувшись назад.

– Ссссмотри… смотри! – Дрожащей рукой Саша показала на мольберт.

Незаконченное полотно изображало грот: сверху горные породы, снизу острые зубцы льда. Множество тяжелых, массивных цепей тянулось вперед, создавая иллюзию движения. С другой стороны цепи были прикованы ко вкопанным в землю старинным мечам. А в середине, спутанная цепями, рвалась к зрителю женщина с длинными черными волосами. Пряди волос развивались словно змеи, смешиваясь с цепями, порыв ветра взметнул черные длинные одеяния женщины.

Лица ее не было вино, женщина стояла вполоборота, и лицо казалось туманным, словно незаконченный набросок. Но не было сомнений, что женщина прекрасна, это читалось в порыве локонов на ветру, в грации ее фигуры. Все написано черно-белыми красками, лишь два ярких пятна взрывали общий фон картины.

Первым пятном был синий ослепляющий свет, бьющий из глаз женщины. Вторым – алые сердца на полу у ее ног, капли алой крови возле сердец.

– Сссмотри… – снова просипела Саша, – их три.

– Кого? – шепотом переспросила Соня, тут же разглядела, сообразила и, чуть не заорав, подруги кинулись к выходу.

Но тут же замерли. В проеме двери, загородив его своей высокой фигурой, стоял художник.

– А я вас сюда не приглашал, – сказал он.

– Мы… мы… случайно…

– Мы пошли не туда в темноте, а тут огонек, думали обратно в дом…

– Я не показываю незаконченные работы. Увидели? Забудьте! Эта картина не на продажу. Выход вон там, – художник посторонился.

– Это ведь тоже по легенде? Про мертвую царевну? – осмелела Саша.

– Вы и про эту легенду знаете? Да по ней.

– А почему сердец только три?

– А вы не слышали? Три невинных девушки погибли в городе, три сердца ждут своего часа. Я закончу картину, когда их будет двенадцать.

– А вдруг не будет? Его поймают!

– Значит, и сердец больше не будет.

– А почему не видно лица царевны? – подключилась и Соня.

– Оно настолько прекрасно, что никто из смертных не может его изобразить. Этот образ – загадка, лишь тот, кто исполнит обряд, сможет его увидеть. И станет счастливейшим из людей. – лицо Виктора Васильевича озарила мечтательная улыбка, показавшаяся подругам зловещей.

– Но сначала отнимет жизни невинных девушек.

– Что их жизни по сравнению с вечным блаженством? И что их ждет в этом городке- вечно пьяный муж, экономия на всем и невозможность вырваться из душного пространства? Их сердца оживут вновь, освободив царевну из цепей.

Девушкам показалось, что выражение лица художника стало один к одному с лицом маньяка из второсортных сериалов. Они хором заверещали, что пора домой, их ждут, и понеслись через двор к выходу не разбирая дороги.

Отдышались они только забежав в свой двор и крепко задвинув засов на воротах. И первым делом пошли к бане, проверить своего сторожа, который уже час как должен был заступить на дежурство, а заодно пригласить на чай, с ним в доме как-то веселее.

Их встретил мощный храп. «Охранник» за деньги Нико и Марко спал, как убитый, можно было из пушек палить- не услышал бы. Сколько не трясли его девушки, кроме – да-да-да, щас-щас-щас, и новой порции храпа они не услышали.

Вернувшись домой, они проверили все окна, заперли дверь и приставили к ней стул, чтобы наверняка услышать грохот, если что. Ведро привязали к двери, ведущей на террасу, ведро поменьше к маленькому окошку над односпальной кроватью. Сообразив, что теперь в кухню они не спустятся, вздохнули, и отвязали большое ведро.

Выпили чаю. Есть не хотелось, но на всякий случай захватили наверх бутылки с водой, печенье и шоколадки. Снова привязали ведро к двери.

Успокоили итальянцев, позвонивших перед вылетом, что у них все хорошо, хотя хотелось кричать «вернитесь, не оставляйте нас здесь!» и улеглись в кровать. Одеяло создавало ощущение защищенности, словно спрячься в него с головой – и все страхи останутся снаружи.

– Может, оставим на ночь свет? – спросила Саша.

– Тогда нас будет хорошо видно, а нам на улице – ничего. Ты телефон зарядила?

– Ага.

– Я тоже. Не будем выключать телефоны на ночь.

Саша подумала, что это уже было. Они так же лежали, прижавшись друг к другу в первую ночь в этом доме, слушали тишину и боялись каждого скрипа.

Тут действительно раздался скрип, словно половица прогнулась под ногами.

– Что это?

– Тссссс!

Скрип не повторился.

– Дерево ночью так скрипит, когда становится прохладнее, температура меняется, или влажность, я читала.

Раздался вздох, словно вздохнуло в глубине дома. Что-то простонало, снова скрипнула половица.

– Нафиг твои документы, завтра надо валить. Я тут поседею за ночь.

– Как это нафиг? Я получу их в понедельник. Ты ж не бросишь меня тут одну!

– Доверенность дашь на получение. Тете Любе.

– Не трусь, нам нечего бояться. – Соня хохотнула, – мы уж точно не невинные девушки.

– Да-а, мы видели картину!

– И что? Маньяк держит картину у всех на виду, не боясь, что зайдут соседи? – Соня перестала шептать и звук ее голоса разогнал ночные страхи. Девушки спели хором, сначала тихо, потом все громче «Голубой вагон», «Миллион алых роз», «Ориентация- север», причем слова «а я не буду бояться, что мне надо остаться» орали громче всего, совершенно не уверенные, что такие слова вообще есть в песне Лолиты. Наконец без слов, но изображая все известные им музыкальные инструменты, проорали «Пум-пум! Трам-там-там!» марш «Прощание славянки». После чего выдохлись и уснули.

Дом вздыхал, постанывал во сне, чуть поскрипывал половицами, но подруги уже не слышали, они спали без задних ног.

Где-то на реке разлетелся колокольчиком нежный смех, покатился по снегу, кутаясь в серебристые льдинки, махнул в проруби чешуйчатый