Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так она жила у Него, раз лифчики-трусики? — продолжал допытываться Денис.
— Она не жила у Него, — перебил я. — Я бы заметил. На одной лестничной клетке…
— Ты уже заметил, — сказал Денис. — И студенток, и аспиранток, и кандидаток.
Да, действительно. Как же я так оплошал? Одно из двух: или Он с ними не дома встречался, или Его умение конспирироваться бьет рекорды большевистского подполья.
Виктор кивнул.
— Не жила, — сказал он, прожевывая рыбку. — Но лифчики разбросала… Она у меня такая! — неожиданно добавил он с какой-то застенчивой гордостью и зажмурился, как сытый котяра.
— Позволь! — вскричали мы. — Что значит «у меня»? А как же Ольга?
— И Ольга у меня, — отозвался Виктор, продолжая жмуриться и потягиваться.
— То есть?
— Какие же вы, котики мои, непонятливые. Ольга у меня, а девушка, она… скажем так, слегка у меня. Чуть-чуть. Сами понимаете, с Ольгой чуть-чуть не проходит. С Ольгой надо по полной программе. Поэтому я ее определил на хозяйство. Девушку пришлось подвинуть. На выходные. А одновременно двух по полной программе Росинант уже не выдерживает.
— Боливар, — автоматически поправил Денис.
— Боливар? Ну, пусть будет Боливар, — безропотно согласился Виктор, тряхнув своей косматой дикой головой. — Боливар не вынесет двоих. Троих… может быть. Четверых тоже годится. А вот двоих — маловато. — И он опять заржал, прыгая по груди нечесаной бородищей.
Мы ошеломленно молчали.
— А по выходным ты Ольгу куда деваешь? Запираешь в шкафу? — тупо спросил я.
— По выходным у нее уборка собственной квартиры. Все по плану, не волнуйтесь. Главное, с самого начала определить область личной свободы. Делается очень просто. Могу научить. На первом же свидании говоришь даме, мол, любимая, не могу расстаться с тобой ни на секунду, ни днем ни ночью, семь дней в неделю. Как ты насчет того, чтобы полностью посвятить мне ближайшие двадцать пять лет своей жизни? Бывают, конечно, дуры, которые считают, что ты сделал им предложение руки и сердца. Но, как правило, выясняется, что у любимой кроме тебя куча своих важных, буквально неотложных дел вроде сдачи сопромата или, напротив, сдачи в химчистку ватного одеяла, доставшегося ей по наследству от престарелой тетушки. Даже у вашей Ольги и то нашлись.
— Может, ты еще и женат? — вдруг спросил Денис.
— А как же! — важно сказал Виктор. — Третьим браком. Двое детей. Один в Пензе, другой на Камчатке. Помните старое кино? Ладно, шучу. Не женат. Был один эпизод. Ездил я к одной девушке в дальнее Подмосковье. Еще в Суриковском учился. Жениться хотел. И тут ее папаша выступил с той же инициативой. Прямо по Чехову. Ездить ездил, обедать обедал, давай женись! И так мне неприятно стало! Думаю, если папаша такой настырный, может, это у них семейное? Надо бы поостеречься. Говорю, мол, я сам собирался просить руки и сердца вашей дочери, вы меня, мон шер, просто слегка опередили, надо только съездить в Москву за паспортом, не будете ли столь любезны дать шестьдесят копеек на электричку бедному студенту? Он был столь любезен, дал мне шестьдесят копеек, и я поехал. Только на обратную дорогу шестидесяти копеек у меня уже не нашлось. Не случилось рядом других мон шеров. А недавно ко мне на улице подходит какая-то дама и говорит: «Я ваша невеста. Отдайте шестьдесят копеек». Что делать? Отдал. Посмотрел ей вслед и пожалел, что тогда не вернулся. Хорошая из нее получилась дама. Правильная. Вот такая жизненная трагедия.
Я смотрел на Виктора и не мог отделаться от ощущения, что где-то уже слышал эту историю. С кем-то она уже приключалась. С кем-то из знаменитых. У кого-то он это сдул и присвоил. Из чьей-то личной жизни. С него станется. Виктор ухмылялся.
— А к нам ты чего приклеился? — спросил Денис.
— Есть один мотивчик, — туманно ответил Виктор и насупился.
— Ольга? — не унимался Денис.
Виктор встал.
— Девушка, рассчитайте! — крикнул он. — Пошли, поздно уже.
Лето катилось ввысь, к июлю. Жара стояла страшная, и время вместе с воздухом как бы остановилось, загустело, зажелеобразилось. Ничего не происходило. Ничего не происходило ровно одну неделю и два с половиной дня. Я было решил, что наступили мирные времена. Как бы не так! Ошибся, как часто ошибался последнее время. Моим мечтам мотануть куда-нибудь подальше от чертова московского смога, в какие-нибудь эдакие райские кущи, на слонах покататься или, к примеру, совершить восхождение на условную Фудзияму, не суждено было сбыться. Через неделю и два с половиной дня, в один отнюдь не прекрасный день, когда я висел на телефоне и ругался с турагентством по поводу путевок в Шри-Ланку, мой мобильный зазвенел и я вместо того, чтобы дождаться сообщения на автоответчик, сдуру нажал кнопку. Гриша загробным голосом сообщил мне, что я срочно требуюсь по известному адресу не то в Химках, не то в Мытищах вместе с машиной. Вернее, требуется машина, ну а я так уж, бесплатным шоферским приложением.
— Зачем это? — подозрительно спросил я.
— Жене надо кое-куда поехать, — сказал Гриша таким тоном, как будто его самого похоронили три недели назад.
— Метро работает с шести утра до часу ночи, — любезно проинформировал я его.
Гриша тут же сорвался с катушек.
— Беременная женщина! Просит сделать ей одолжение! — завизжал он. — Бессердечная железяка! — Это уже в мой адрес. — Никого нельзя ни о чем попросить! Нет друзей, нет! Никого не осталось! Один я теперь, совсем один! Кругом чужие люди! Целуйся со своей машиной! На здоровье! Только попробуй сунься ко мне с какой-нибудь просьбой! Ничего для тебя не сделаю, ничего! Никогда!
Господи, когда я его хоть о чем-то просил? Когда он для меня хоть что-то делал? И что? Что он может для меня сделать? О чем я могу его попросить? Этот вопрос сильно заинтриговал меня, и я на минуту выпал из разговора, обдумывая, а действительно, о чем бы мне попросить Гришу? Вот бы заставить его побегать по моим поручениям, как он бегает для этой колоды Жени! Я бы хотел, чтобы он так же бегал для Алены. Вот чего я хотел бы на самом честном-честном деле. Мне было за нее больно.
Гриша между тем продолжал визжать.
— Ладно, — сказал я, с трудом вклинившись в промежуток между взвизгами. — Не плачь, болезный. Сейчас приеду.
— Не отключайся, — буркнул Гриша и что-то зажурчал в сторону. Именно зажурчал. Эдаким ласковым елейным ручейком. Женский голос отвечал ему довольно односложно, из чего я сделал вывод, что Женя чем-то недовольна. Наконец Гриша вернулся ко мне. — Ну хорошо, приезжай, — сухо и очень деловито произнес он. — Только скорее. Мы не можем долго ждать.
Что?! Нет, это уже переходит всякие границы! Я задохнулся от возмущения. Какова наглость! Нет, какова наглость! Они мне что, одолжение делают? Я открыл было рот, чтобы дать Грише отповедь, но обнаружил, что он уже повесил трубку.