Им повезло. Гоша был там. И он был явно не в духе. Орал благим матом на продавщицу, которая, как поняли подруги, как-то не так выложила товар на прилавке. И вот Гоша надрывался. Как он орал! Какими словами ругал продавщицу – молоденькую девчонку с сильным молдавским акцентом.

– Дура! Товар разложить не умеешь! Понаехали тут, задом крутите, а работать ни фига не хотите!

Это был очень приблизительный перевод того, что говорил Гоша. Сам он оказался именно таким, каким его и описал Владимир Владимирович. Маленький. Толстый. Лысый. И очень грубый. А так как сейчас он был явно не в настроении, то все его худшие качества показали себя в полной мере. Если бы на подруг так орал кто-нибудь, то они уже давно провалились бы сквозь землю или бы просто умерли. А продавщица-молдаванка и глазом не моргнула. И вроде бы даже втихомолку улыбалась, слушая вопли хозяина.

Наконец Гоше надоело орать. И он, шваркнув дверью, ушел в подсобные помещения. А подруги подошли к продавщице.

– Ужас какой! – произнесла Леся. – Как он на вас кричал!

– Кто этот хам?

– Директор наш, – отозвалась продавщица. – А что орал, вы внимания не обращайте. Он всегда орет, когда с любовницей своей поцапается. А мне и хорошо.

– Что же хорошего? Он так ругался!

– Покричит, покричит, а потом премию выпишет. Он ведь у нас совсем не вредный, наш Георгий. Просто Ленка из него все соки тянет. Вот он и срывается иной раз.

– А Лена – это его любовница?

– Она самая, – неприязненно кивнула продавщица. – И такая дрянь, скажу я вам! Сама за Гошин счет и живет, и одевается, и фигуру свою перелицовывает, а благодарности у нее к нему – ноль! Гоша только и знает, что за своей красавицей следит. А она, чуть только повод найдется, сразу же на сторону увильнуть норовит.

– Что же, он круглые сутки за ней следит?

– Круглые – это вряд ли. Гоша ведь у нас человек женатый.

Однако! Гоша еще и женат! И, надо полагать, не на Лене Костровой.

– Должен и жене, и детям время уделять, – продолжила продавщица.

У него еще и дети имеются!

– И теща с ними живет. И братья жены – вечные студенты.

– Как это?

– А так! Учатся, учатся, Гоша за их образование платит, платит, а толку пока что никакого. Одни расходы.

Честное слово, бедный Гоша! Подругам стало жаль мужика. Семья жены плотно села ему на шею. Да еще и любовница, которую он из просто хорошенькой пышечки сделал – за свой счет – настоящей длинноногой красавицей, норовит наставить ему рога. Это вместо того, чтобы одаривать своего благодетеля любовью и лаской, быть ему отрадой и отдушиной в его непростой семейной жизни. Какая черная неблагодарность со стороны Лены. Бедный Гоша! Да от такой жизни станешь психом!

– Значит, Лена изменяет своему любовнику?

– Ну так!

– И он, зная это, все равно ее терпит?

– Любит, наверное, – пожала плечами продавщица. – И потом, он ведь и сам женат. Так что…

Она не докончила фразу, но подруги и так все поняли. Продавщица считала – раз Гоша женат, то может позволить Лене иметь другого мужчину. Но ведь это не так! Далеко не так!

Мужчина может быть женат хоть десять раз и на десятерых разом, на то он и мужчина. А вот от всех своих женщин он потребует безупречной верности. Шаг вправо, шаг влево – расстрел! И уж, конечно, никаких посторонних мужчин. Он – глава гарема. Они – его собственность. И точка.

– А вы не знаете, – предприняла Кира новую попытку разговорить продавщицу, – Лена сегодня была в магазине?

– Не видела.

– Гоша пришел один?

– Да.

– И сразу же начал ругаться?

– Вот именно.

– Значит, с Леной он виделся?

Терпение продавщицы, которая все это время тщетно пыталась пересчитать коробки с печеньем и из-за Кириных вопросов постоянно сбивалась со счета, наконец лопнуло. И она воскликнула:

– Пойдите вы… Пойдите к Гоше и спросите его сами!

И она ткнула пальцем в сторону подсобного помещения, где скрылся Гоша. Подруги только и дожидались этого приглашения. Они мигом юркнули за неприметную дверку и оказались в небольшом коридорчике. Из него вели сразу четыре двери. За какой же из них прячется безутешный Гоша?

Кира подошла к одной. Леся к другой. Ничего, тишина. За третьей дверью несколько человек говорили на непонятном подругам языке. И наконец, за последней, четвертой, дверью подруги услышали мужской голос, который уже знакомо ругался.

– Гоша!

– Он самый!

Подруги хотели уже войти, но передумали. Гоша явно разговаривал с кем-то по телефону. И говорил он весьма интересные вещи.

– Найдите мне ее! – орал он в трубку. – Найди любой ценой! И зарежь! Да, да! Сам! Сам зарежь! Что? Нет, я не могу! С ума сошел! Как я могу ее убить?! В жизни никого не убивал! Сам все сделай! Ну, ты ведь знаешь как!

Подруги переглянулись. О чем это говорит Гоша? Кого он просит зарезать? Уж не провинившуюся ли перед ним Лену?

А Гоша продолжал орать в трубку:

– Ищи где хочешь! Нет, дома у меня ее нет. Что я, совсем болван, по-твоему?

Ну, ясно! Он говорит про Лену! Конечно, девушке совершенно нечего делать у Гоши дома. Там ведь законная жена, теща, дети и братья.

– Найди, зарежь и позови меня, когда все будет готово!

Собеседник о чем-то спросил Гошу, и тот снова заорал в ответ:

– Нет, я не хочу этого видеть! Знаю, что стоит дорого! Но мне все равно! Сделай это! Зарежь ее!

Ну, точно про Ленку! Все, кранты девице! Коли такой горячий джигит решил ее заказать, не жить девушке! Нужно срочно ее предупредить! Но как? Они не знают, где ее искать. А вот этот Гоша, судя по всему, знает. Или тоже нет? А если и знает, то им точно не скажет.

К этому времени Гоша за дверью затих. Подруги осторожно постучали.

– Кто?

– Мы!

– Заходите.

Когда подруги вошли, Гоша сидел за столом, а прямо перед ним стояла бутылка водки. Наконец-то подруги смогли хорошенько его разглядеть. Кавказская кровь была заметна у Гоши не в очень сильной степени. Но все же он сам или его родители были явно родом с Кавказа. Выглядел сейчас Гоша не слишком привлекательно. Его смуглое лицо совершенно почернело. А темные глаза метали молнии.

– Чего вам? – буркнул он и налил себе водки. – Если насчет места продавщицы, то все занято.

Кира с Лесей, как они ни были напуганы, все равно едва не зашипели от обиды. Продавщицы! Им! Да им прямой путь в фотомодели, а не за прилавок этой грязной лавки. Кем возомнил себя этот торговец? Ротшильдом? Рокфеллером? Рабиновичем?