Другие рецензенты разозлились на успех «Оттенков», проведя собственный анализ предположительного смысла книги. Оказывается, Кристиан и Ана не являются достоверными представителями БДСМ-сообщества. История Кристиана основана на чрезмерно упрощенном, дилетантском толковании вопросов психологической травмы, сексуальных предпочтений и исцеления. Кроме того, существует мнение, что поскольку Э. Л. Джеймс описала готовность Аны подчиниться в садомазохистских отношениях, это значит, что Э. Л. Джеймс – антифеминистка.

Все эти утверждения, во-первых, показывают, что их авторы не видят разницы между беллетристикой и документальными очерками. Во-вторых, они базируются на уверенности в том, что читаем мы прежде всего разумом и что читатели ищут в книге ответ на вопрос «Что хотел сказать автор?» и стараются вынести из нее некий легко формулируемый «урок».

Этот подход, вероятно, не самый удачный для объяснения успеха романа. Излишне говорить, что «Оттенки» в первую очередь не «пища для ума». Этот роман сильнее, чем многие другие, требует, чтобы мы задались вопросом: «Зачем люди читают художественную литературу?» – и были честны, отвечая на него. Успех «Оттенков», если мы не хотим просто отмахнуться от него, заставляет нас задуматься: что делает книгу хорошей? Кто имеет право сказать, что она хороша? И на основании каких критериев? Мы полагаем, что ответы на эти вопросы помогут развеять недоумение хозяйки книжного магазина в Нью-Джерси, чьи клиенты ругали книгу и при этом продолжали ее читать. Понятно, что внимание Пулитцеровского комитета «Оттенки» никогда не привлекут, но все же невозможно пренебречь аудиторией 125 миллионов человек. То, что они прочли книгу, показывает: хотим мы того или нет, но она воздействует на читателя, причем не так, как большинство других романов.

Восторженные отзывы на «Пятьдесят оттенков» наводят на мысль, что следовало бы серьезно рассмотреть эмоциональные и телесные реакции читателей, которые твердят, что эта книга вызвала у них отклик – «всколыхнула нутро», заставила вибрировать в резонансе. Они настаивают на том, что удовольствие от чтения не обязано быть интеллектуальным; оно может быть наслаждением для сердца, чувств, тела и – для тех, кто верит в такие вещи, – души. Беда в том, что этот подход к литературе очень долго клеймили как постыдный и недостойный. Одна женщина – литературный агент – описала свои ощущения от «Пятидесяти оттенков» с помощью очень удачной аналогии: «Я точно так же ерзаю от стыда, кладя себе лишний шарик мороженого или контрабандой жуя шоколад, когда я на диете, – ведь если наслаждение так велико, столь же велико должно быть и прегрешение»[78]. Греховные удовольствия!

Этот принцип – «что приятно читать, то читать постыдно» – на самом деле отнюдь не нов. С 1774 по 1820 год в США было опубликовано всего лишь девяносто наименований художественной литературы, но уже к 1840 году число опубликованных книг выросло до 800. Предложение росло, чтобы удовлетворить спрос – особенно со стороны женщин, которые читали романы запоем и требовали еще. Люди, имеющие доступ к выражению своего мнения в печати, тут же объявили, что удовольствие от подобного чтения – недостойное. В 1855-м главным бестселлером года стала книга некой Марии Сюзанны Камминз «Фонарщик»[79]. Она разошлась огромным для своего времени тиражом – 70 тысяч экземпляров в первый же год в США и еще 100 тысяч – в Британии. Популярность «Фонарщика» у читателей не убывала в течение многих десятилетий. Один критик назвал эту книгу «чрезвычайно оригинальным и естественным повествованием», но Натаниель Готорн, сам известный писатель и критик (чье мнение ценится и по сей день), невзлюбил ее. «В чем загадка бесчисленных переизданий “Фонарщика”?» – спрашивал он у своего редактора. Готорну, как и многим литературным критикам (тогдашним и современным), бестселлер как явление казался необъяснимым. Готорн заявил своему редактору, что для него невыносимо быть коллегой «толпы баб, марающих бумагу» и производящих «мусор», которым зачитывается Америка; Готорн сказал, что лучше вовсе перестанет писать. Подобные воззрения живы до сих пор.

Роман «Фонарщик» повествует о судьбе никем не любимой девочки-сироты по имени Герти. Она живет у злой старухи, но потом ее оттуда забирают и воспитывают в ней способность любить, крепкие моральные ценности и веру. В то же время девочка сохраняет природную живость и твердость характера. Конечно, к концу книги она взрослеет и наконец находит свою любовь. Роман пользовался огромной популярностью; Готорн же считал его чересчур сентиментальным.

Через сто лет другой писатель, Джеймс Джойс, вывел в романе «Улисс»[80] героиню по имени Герти Макдауэлл. Джойсова Герти – безжалостная карикатура на героиню «Фонарщика». У нее есть изъян – хромая нога; кроме того, она полна греховных мыслей и больше всего на свете интересуется собственными трусами. Несмотря на огромный успех «Фонарщика», ни Готорн, ни Джойс и не думали принимать всерьез сироту Герти. Оба писателя-мэтра презирали «Фонарщика» за то, что его автор старалась играть на чувствах читателя, и считали такой подход позорным.

Прошло сто пятьдесят лет, но сообщество литературных критиков по-прежнему состоит из Готорнов и Джойсов. Как и эти писатели, критики предпочитают видеть в художественной литературе скорее пространство для социально-политического анализа или осознанных языковых экспериментов, чем место для получения удовольствия. Рекомендуя литературу своего времени, Готорн составил список из десяти книг, выбранных за лучшие описания Америки, за историчность или рассуждения о политике, за искусные поэтические метафоры или изящное построение фраз. Но другие литературоведы более взвешенно отнеслись к «Фонарщику» и прочим современным им романам женского авторства. Некоторые – в весьма изящных формулировках – оценили мощь художественного повествования, которое разворачивается в мире чувств, а не в мире истории и политики. Эти литературоведы – кстати, по большей части женщины – всерьез восприняли «книги, в которые уходишь с головой», «удовольствие бегства от действительности», «очарование вымысла»[81]. Они признали: некоторые романы так сильно «воздействуют на массы» не из-за того, что они «говорят» читателю, а из-за того, что они с ним делают. Не следует считать подобное чтение второсортным.

Дженис Рэдуэй, литературовед, потратила много лет на исследование вопроса, почему люди читают популярные книги. Она прекрасно описывает собственный опыт чтения художественной литературы: