– Ой, ой, помогите, спасите, убива-а-а-ют! – орала Лидия Васильевна.

За ней бежал молодой парень, размахивая топором, и орал на весь поселок:

– Я тебе, грымза крашеная, все зубы повыбиваю, будешь одну манную кашу жрать. Я вам покажу, недоношенный!

Женщина влетела во двор к Нике и рысью подлетела к порогу.

– Ой, откройте, ой, помогите, он меня сейчас убьет!

Ника босиком бросилась к двери и открыла ее. Соседка влетела в дом и, тяжело дыша, привалилась к двери.

– Быстрее закрывай, он сошел с ума, он и сюда может вломиться. Нет, ты представляешь, Никочка, он на меня с топором.

– Да кто он-то? – не могла понять спросонья Вероника, о ком толкует Лидия Васильевна.

– Так зять мой, Дмитрий, совсем взбесился. Я всегда Людочке говорила, что у него с психикой не в порядке. – Женщина держалась за сердце и тяжело дышала. – Ой, Ника, у тебя нет сердечных капель? Сейчас остановится!..

– Проходите на кухню, и капли найдем, и чайку попьем, вот и успокоитесь.

Лидия Васильевна, все еще держась за грудь, прошла на кухню и села. Схватив со стола газету, начала ею обмахиваться.

– Это все из-за Людмилы, что натворила.

– Лидия Васильевна, вы успокойтесь. За что же вас так Дима? Вроде он такой спокойный парень.

– Я тоже так думала, а сегодня убедилась, что мой зять социально опасный тип. Ты же знаешь, Людочка родила полгода назад мальчика недоношенного. Все вроде ничего, она у меня девушка спокойная, слова грубого не скажет. А зять мой слишком грамотный, прям куда там! Он сегодня в кухню влетает, я как раз блины замешала, и орет благим матом: «Почему вот в этой справке УЗИ показало четыре недели беременности двадцать третьего марта, когда я с вашей дочерью познакомился только первого апреля?» Это все Людмила, дурочка. Эту справку нужно было сжечь, я бы на ее месте вообще ее съела, а она в книжку вместо закладки положила. Вот она сегодня оттуда и выскочила, а зять возьми да и подними. Он как увидел, с ним прямо припадок случился. «Это что же, – говорит, – такое? Вы что же это, дурака нашли, козла отпущения захотели из меня сделать?» Кто из него козла делал? Он же им уже родился, – пожав пухлыми плечами, проговорила Лидия Васильевна. – Вы, говорит, Лидия Васильевна, стерва и воспитали такую же стерву и порочную женщину, а я, дурак, еще не хотел верить сплетням… Это моя Людочка-то порочная женщина? Как у него только язык повернулся такие слова мне, матери, говорить. Я ночи не спала, холила, лелеяла, можно сказать, птичьим молоком выкормила мою ягодку ненаглядную, а какой-то там зять будет ее так обзывать да еще драться. Ой, какой он Людочке синяк под глазом поставил, прямо ужас! Надо же, до него, оказывается, давно слухи доходили, да он не хотел верить, что моя Людочка еще в девятом классе аборт сделала от негра. Это надо же придумать такое! Ему-то она непорочным ангелом досталась – сейчас медицина, слава богу, на высоком уровне у нас. Недаром же я столько денег заплатила, чтоб моя дочь невинной к алтарю пошла. А то, что тогда уже немного беременной была, так не беда, он же об этом не знал. Не могла же она, в конце концов, дите без отца оставить, если не знает, кто настоящий – Петька или Николай. Они-то быстренько руки умыли, поняли, что не пара им моя Людочка, недоучкам голоштанным. Моя дочь – девушка грамотная, компьютерные курсы закончила. В солидной фирме работала, целый год самому высокому начальнику кофе подавала.

Вероника уже умирала от смеха, но виду не подавала, а крутилась у плиты, занимаясь приготовлением чая. В поселке все очень хорошо знали Людочку, и, когда она выходила замуж, никто даже не верил, что это вообще возможно. Людмила была путаной, но когда возраст уже подошел к профнепригодности – сейчас малолетки такую конкуренцию создали, что работать стало невозможно, – она решила завязать.

Люда где-то подцепила молодого мальчика, приехавшего из Тмутаракани, и, затащив к себе в постель, объявила, что беременна. Парень оказался порядочным человеком и решил, что обязан жениться… А Лидия Васильевна тем временем продолжала:

– Дело молодое, Людочка даже не смотрела, что у этого начальника двое детей, очень на него рассчитывала, на все глаза закрыла ради любви. А когда открыла, фирма уже обанкротилась. Хорошо, что бог уберег мою девочку от опрометчивого шага, а то бы сидела сейчас с банкротом-алиментщиком.

Вероника поставила чашки с чаем на стол, подала варенье, конфеты, печенье и начала угощать соседку. Та, прихлебывая чай, тараторила без остановки:

– Даже и не знаю, что делать, может, в милицию заявить? Я теперь и домой идти боюсь. Пригрели на свою голову. Нет бы спасибо сказать, что вытащили его из этого Замухрыжинска и теперь почти в Москве живет, а он за нашу доброту руки распускает.

Женщина сокрушенно качала головой и, не скупясь, намазывала варенье на печенья, которые исчезали у нее во рту одно за другим. Хоть и с полным ртом, она продолжала говорить:

– Как же плохо, что Петеньки моего нет в живых, он бы его сейчас отправил, куда Макар телят не гонял. Золотой был человек, царство ему небесное. Оставил меня вдовой в расцвете лет и ухом не повел, а я теперь здесь за все отдувайся, – тяжело вздохнула женщина своей мощной грудью.

Вероника спрятала улыбку. Петр, муж Лидии Васильевны, известный дебошир и гуляка, не пропускал ни одной молодой бабы в поселке, к каждой пытался залезть под юбку. Видно, в Людмиле проявились гены отца. А погиб он совершенно по-глупому: в пьяном виде свалился с моста и захлебнулся почти в луже. Речку, которая протекала за околицей поселка, мог перейти цыпленок.

– Ой, Никочка, и не знаю, как теперь убедить этого дурака, что Людочка от него родила.

– Лидия Васильевна, неужели он до сегодняшнего дня не знал об этом? Ведь как только Люда родила мальчика весом в четыре шестьсот, сразу все поняли, что не от Димы. Люди-то разные, неужели никто не проболтался в поселке?

– Может, и говорили чего, не знаю, только об этом речи никогда не заходило. И потом, я же говорю, у доктора Людочка была, прежде чем его в кровать затащить. Она-то не дура, прекрасно знала, что ему обязательно кто-нибудь проболтается, а здесь говори не говори, девушкой с ним в постель легла. Да и любит он Людмилу, это по всему видно. Наверняка говорили, но, видно, не верил он. А сегодня, когда справку нашел, все и вспомнил.

– Ну и что же вы теперь собираетесь делать? Выгоните его?

– Не знаю, этот вопрос пусть Людмила сама решает, не мне с ним в постели кувыркаться и за одним столом сидеть. Я теперь к себе уйду. Да я и сейчас-то к ним переехала, чтобы помочь с Витенькой сидеть… Ладно, Вероника, пойду я, засиделась уже. Посмотрю в окошко, как они там, а то не дай бог что с Людой, он же ненормальный, убьет еще под горячую руку. А потом к себе домой уйду. Сегодня автобус не ходит, значит, пешком дойду, ничего. Нужно мне было не в этот дом их пускать, а отправить к бабке, пусть бы пожили с мамашей моей. Она бы им враз показала, кто в доме хозяин.

Женщина вышла из дома и утиной походкой засеменила к воротам. Она осторожно приоткрыла калитку и высунула на улицу нос, потом, убедившись, что ей ничего не угрожает, уже выплыла туда в натуральную величину. Вероника смотрела вслед женщине и улыбалась.