Наташка училась в восьмом классе и считала себя самой умной в семье.

– Молодец, дочка, хоть иногда от тебя что-то умное услышишь, – похвалила Катерина Савельевна и быстро объяснила Оле, как она может попасть в обычную школу.

Постоянную московскую прописку получить было сложно. Но Москве требовались рабочие руки. Все, кого брали на работу и селили в общежитии, получали временную прописку. Такую же прописку получали родственники москвичей, приезжающие погостить больше чем на шесть дней. Этой же лазейкой пользовались многочисленные работники, снимающие угол в Москве при отсутствии свободных мест в общежитии. Сдающие жилплощадь на длительные сроки оформляли жильцов как родственников, приехавших к ним в гости. И хотя все понимали, что это незаконные приработки, власти закрывали на такие случаи глаза. Нужны были рабочие, а тем нужно было где-то жить.

Поэтому получить временную прописку оказалось делом несложным, школа была обязана учить всех, законно проживающих на территории ее района.

– И еще, Оля, ты с утра езжай на вещевой рынок, там поспрашивай, может, кто тебе угол сдаст. И условия получше найдешь, и цену. На вокзал раньше трех часов смысла нет идти, никого не будет.

Так и познакомилась Оля с Анной Петровной, продающей свои последние ценные вещи, чтобы отправить дочку на лечение в санаторий. Дочь ее уже была замужем, когда у нее обнаружили туберкулез в ранней стадии. Понадобились хорошее питание, лечение, деньги. Анна Петровна давно хотела взять студентку или работающую девушку к себе на проживание, но люди, когда слышали о туберкулезе дочки, уходили искать другое жилье.

Туберкулеза боялись, от него не было спасения. Выживали единицы, остальные, кто раньше, кто позже, проигрывали борьбу. Смертельных болезней много, но одно дело сгореть за две недели от воспаления легких, а другое – годами бороться со смертью и проигрывать, знать, что жить тебе осталось год, полгода, месяц.

Оля туберкулеза не боялась, она вообще ничего раньше не боялась, лишь после того, как с ней случилось это, появился страх. Она боялась не успеть сделать за оставшиеся шесть лет то, что возможно, все остальное было не страшно. Раньше, когда ей еще казалось, что она слышит голос, ее странный собеседник сказал: «Каждый твой неправильно прожитый день – это десять тысяч человек, которые могли бы остаться жить. Поэтому не бойся ничего, страшно будет потом, если мы не успеем».

Оля дала Анне Петровне триста рублей, на год вперед, и попросила побыстрее оформить бумаги, чтобы можно было пойти в школу. Она сама отправилась с хозяйкой к паспортистке и рассказала, оставив той большой кулек конфет, как хочет снова учиться, ведь скоро экзамены. Через день они забрали справку, выданную для предъявления в школу, о том, что Ольга Стрельцова действительно проживает по такому-то адресу. После этого, предъявив свидетельство о рождении завучу школы и оставив полученную справку, быстро решили вопрос с зачислением в ученицы седьмого класса. Анна Петровна знала завуча, Ермолаеву Лидию Федоровну, еще со времени учебы своей дочери. Лидия Федоровна, быстро задав Оле несколько вопросов по программе и узнав, что девочка готовится сдавать экзамены за десятый класс, зачислила ее в седьмой. «Все остальное может решить только директор!» – сказала она. Директора в тот день на работе не было, Оля познакомилась с ним на следующий, когда пришла на уроки. Она сразу поняла: будут проблемы, но не думала, что настолько крупные.

Сейчас, лежа на кровати, она еще раз прокручивала события последних нескольких часов, пытаясь определить, все ли учтено и где возможны неожиданные трудности. Идея операции пришла ей в голову, когда Стрельцова стояла в кабинете и слушала этого придурка, а перед ним лежало ходатайство. Мысль была простая и очевидная – если на этой бумаге появится положительная резолюция, а автор резолюции умрет от травм, полученных в результате бандитского нападения, проблема будет решена. Лидию Федоровну наверняка назначат исполняющей обязанности, та знает Анну Петровну, Олю считает ее племянницей, она отменять резолюцию не будет. Да и причин ее отменять нет. Тем более, чтобы временно исполняющему обязанности отменить резолюцию безвременно почившего шефа… да такого еще в обычной жизни никто не слышал! В политике да, такое случалось сплошь и рядом, но в средней школе подобное событие нечто из области ненаучной фантастики.

План оказался хорош, и резолюцию поставить особого труда не составило. Для этого рекомендовалось знать оптику в объеме средней школы или просто быть наблюдательным человеком. Если на листе бумаги что-то написано, а вы накроете его другим листом и поставите на оконное стекло, в которое светит заходящее солнце, отчетливо увидите буквы на просвет. Отметьте точечками остро отточенного карандаша пунктирные линии будущих букв и подписи. Лучше всего это сделать несколько раз на разных листках, для тренировки.

Резолюция получилась на славу, только специалист после длительного исследования смог бы заподозрить, что это подделка. С первого взгляда даже пострадавший не отличил бы ее от других своих резолюций. А вот силовая акция подвела. Больно нетипична была реакция клиента. Нормальный человек отклонился бы назад, и это движение Оля могла легко скомпенсировать, чуть нагнувшись вперед. Удар пришелся бы в центр макушки. В дальнейшем жертва нападения обычно падает на спину, вниз на ступеньки, нанося себе дополнительные травмы, несовместимые с жизнью.

«Этот придурок так часто шарахался к стенке в своем подъезде, что выработал условный рефлекс! – со злостью подумала Стрельцова. – Удар пришелся не по центру макушки, а сбоку, там череп намного крепче, вдобавок это чудо умудрилось сползти по стенке и не шарахнуться головой о ступеньку. А добивать нельзя, любой дурак поймет: целью был не кошелек, а сам директор».

Тогда, перед библиотекой, девушка решила продолжить выполнять план и сейчас считала, что поступила разумно. В лучшем случае директор выйдет на работу не раньше следующего учебного года, так что проблемы придется решать одну за другой. Пока все было сделано правильно. «Надо только завтра с утра не забыть уничтожить черновики и образцы с подписями, а то ношу с собой в тетрадке, как дура!» – подумала Оля, засыпая.

Руководителя следственной группы, работника среднего начсостава Тарасова Виктора Федоровича, прибывшего с остальными членами группы и работавшего на месте преступления уже два часа, больше всего волновал вопрос, насколько тяжелые травмы получил пострадавший. Уже через час беготни по квартирам этого и соседних домов стало ясно – сие дело из разряда «глухарей». Подозреваемого видела только одна бабушка из дома напротив и дала исчерпывающее описание – невысокий паренек в белом картузе с хозяйственной сумкой в руке. Виктор Федорович с тоской думал, сколько человек подходит под такое описание. Одно «радовало»: бабуся готова была опознать любого, кого покажут, главное – белый картуз на голову надеть.

Доктор «скорой помощи», увозивший пострадавшего, сразу сказал: жить будет, но, судя по вмятине в голове, нужна срочная операция. Травма черепа налицо, но мозг осколками не поврежден. Операция непростая, разговаривать больной начнет не раньше чем через неделю. А то и через две.