— Зажигалку уронил… Похоже, на землю свалилась…

— Так спустись и поищи, растяпа!

— Мандо, друг, не шути так! Может, подождешь еще полчасика? Скоро смена придет, наверняка у них огонь найдется… Да и не отыскать мне в темноте зажигалку! Там же заросло всё…

— Нечего было играть с ней! Тоже мне, игрун нашелся… Спускайся, говорю! Ничего, и в темноте нащупаешь — она у меня большая, далеко отскочить не могла.

Под ногами не посмевшего более возражать часового заскрипели ступени, и, несмотря на сгустившуюся к рассвету духоту, Боева охватил озноб. Мелькнула надежда, что растяпа-часовой обнаружит их присутствие не сразу и предоставит тем самым возможность незаметно оглушить его. В этот момент Анидолу подал старпому свою рогатку с бечевой, а сам извлек из-за пазухи короткую широкую финку.

— Ползи к амбару, — шепнул он Боеву, — я здесь один разберусь.

Держа в руках деревянные рогатки и осторожно сматывая с них прикрепленные другим концом к минам шнуры, Владимир Васильевич пополз к глинобитной стене. До спасительного угла оставалось не более пяти метров, как вдруг резкий окрик: «Стой, кто там?!» заставил его замереть и оглянуться. К нему приближался спустившийся с вышки часовой.

— Я сегодня немного выпил, — желая усыпить бдительность солдата, по-английски проговорил Боев. — Не подскажете, как добраться до отеля?

Хитрость сработала. Часовой, никак не ожидавший встретить в мозамбикской глуши белого человека, да еще сильно пьяного и желающего попасть непременно в отель, замер в нерешительности. Нескольких мгновений замешательства вполне хватило: бесшумно появившийся из кустов чертополоха Анидолу ударил его по затылку рукояткой ножа. Солдат, вскинув руки, со сдавленным стоном рухнул.

— Ну что там еще? — немедленно донеслось с вышки. — Никак, опять споткнулся? Вечно с тобой одни проблемы…

Свесившись над ограждением и различив на земле неподвижное тело напарника, второй часовой пулей метнулся к стоявшему в противоположном углу помоста ручному пулемету. И тогда изрядно перепугавшийся старпом заорал по-русски: «Полундра!» и изо всех сил дернул одну из бечевок… Раздался оглушительный грохот.

Доморощенные диверсанты инстинктивно бросились на землю, прикрыв затылки руками, но тотчас вскочили и рванули к спасительному полю. Однако, выскочив из-за длинного амбара на знакомую погрузочную площадку, поняли, что бежали не в ту сторону. Попутно выяснили, что вышка после «взрыва» не рухнула, а лишь слегка накренилась. С ее помоста, не выпуская из рук пулемета, свисал контуженный часовой.

Времени на размышления не было, и старпом, выхватив из кармана увесистую «трофейную» зажигалку, запустил ею в часового. Бросок оказался удачным: через секунду пулемет грохнулся на землю. Привычными уже движениями приведя орудие в боевую готовность, Боев выпустил очередь по грозно надвигающейся и беспорядочно палящей группе разбуженных взрывом военных. Когда солдаты бросились врассыпную, подхватил неожиданно захромавшего Анидолу и поволок его к «своим» — на сей раз уже в верном направлении. До полосы высокой травы оставалось несколько метров, когда старпом ощутил тупой удар в спину. Жалобно стонущий напарник выпал из его рук, и бывший советский моряк рухнул лицом в жирную, красную африканскую почву…

* * *

Сознание к Владимиру Боеву вернулось лишь на следующий день. Непонятный и назойливый скрип проник сквозь пелену окружавшего кровавого мрака, заставив с трудом приподнять веки. Прямо перед собой он сначала увидел, а потом и распознал связанные крест-накрест лианами тонкие стволы акаций, которые и издавали этот противный звук.

«Почему они так скрипят? — удивился старпом. — И почему я лежу лицом вниз?» Он попробовал изменить положение тела, но страшная боль пронзила спину раскаленным паяльником, и сознание покинуло его вновь.

Окончательно Владимир Васильевич пришел в себя только к вечеру. На стенах незнакомой палатки отражались нервно колышущиеся языки полыхающего неподалеку костра, слышались чьи-то стоны, женские причитания… Догадавшись, что находится в лазарете, и вспомнив предыдущую попытку повернуться на спину, старпом решил больше не рисковать. Попробовал выпустить струйку воздуха, слегка приоткрыв рот. Получилось. Отдохнул. Чуть сильнее напрягшись, сделал глубокий вдох. Поняв, что сжигающую спину боль вытерпеть можно, протяжно, подражая гиенам, завыл…

Вскоре на уровне его глаз появилось лицо девочки лет двенадцати-тринадцати.

— Ты жив, иностранец? — с трудом подбирая английские слова, спросила она.

— Пи-и-ить, — тоже по-английски прошептал старпом. — Пить, — повторил он на всякий случай еще и по-португальски, и на местном наречии.

Девочка понимающе кивнула и исчезла. Вернулась с парнем лет двадцати, одетым в длинный светлый балахон и принесшим большую стеклянную бутыль. Парень попытался пристроить сосуд к губам пациента, но лишь облил ему лицо.

— Трубку, — посоветовал Владимир Васильевич, — найди какую-нибудь трубку!…

Оставив бутыль на попечение девочки, парень куда-то убежал, а через минуту уже неуклюже, но настойчиво вставлял в рот раненого пластиковую трубку, явно наспех оторванную от обычной капельницы. Утолив жажду, Владимир Васильевич хрипло поинтересовался своим состоянием. «Спасители» растерянно переглянулись.

— У вас вся спина в крови… — после небольшого замешательства ответил юноша. — И ноги… Но кровь мы остановили! — быстро добавил он, увидев, как скорбно исказилось лицо пациента.

— Врачи из госпиталя Святого Йозефа всем помогают! — подозрительно активно принялась поддерживать «коллегу» девочка. — Мою бабушку, например, тоже в прошлом месяце вылечили, хотя наш деревенский колдун говорил, что ей уже не оправиться. Мы вас сейчас укроем сеткой от насекомых, а вы попытайтесь заснуть… Хорошо?

— Заснешь тут… — простонал Боев. — Спину так печет, что сил нет терпеть…

— У меня есть настойка опия, — участливо предложил юноша, — от бабушки осталась… Говорят, хорошо помогает…

«Опиум? Да это же наркотик! — прокричал внутренний голос. — Представителю советского государства не к лицу принимать всякую буржуазную дурь…».

— Неси скорее! — выдохнул Боев вслух. — А заодно и йод, если есть.

— Йода у нас много, — гордо сказал юноша. — А зачем он вам?

— Смажете мне им всю спину. Худо-бедно, но он всё же защищает от микробов…

Все последующие манипуляции, которые совершали над ним юные «эскулапы», Боев воспринимал уже несколько отстраненно, словно из-за полупрозрачной ширмы. А уж после того как слизнул с ложечки темное маслянистое снадобье, он и вовсе отключился от окружающей его действительности…

— Какой же идиот, позвольте спросить, сподобился так разукрасить йодом спину этого бедолаги? — услышал он утром над собой энергичный, хотя и немолодой голос.

— Это я… сам… — слабо пролепетал Боев. — Это я попросил молодых людей…