— О, вижу, тебя это задевает, только не знаю почему. Она настоящее сокровище, лучше не бывает.

— Я предпочел бы сам выбрать невесту, не люблю, когда меня принуждают. Дерек ухмыльнулся:

— Да, слышал, какой поднялся из-за тебя переполох. Я даже не поверил, когда мне рассказали, что ты сдался. Я же знаю твою гордость и независимость.

— Перестань нести чушь, Дерек. — холодно сказал Николас. — А ты, кстати, что здесь делаешь?

— Кузина Клэр и я едем с вами. Это приказ дяди Эдварда. Неужели ты решил, что вас оставят наедине? До свадьбы — никаких проделок.

Николас нахмурился:

— Черт возьми, какая теперь разница? По слухам, я уже спал с ней.

— Никто этому не верит, Николас, во всяком случае, в нашей семье.

— Кроме твоего дяди Энтони?

— Бог знает, что у него на уме, — помрачнел Дерек. — Лучше будь с ним поосторожнее. Они очень дружны, он и твоя невеста.

— Она его любимая племянница?

— Даже больше. Дядя Энтони всего на три года моложе тети Мелиссы. Когда она умерла, ему было всего семнадцать и ее дочь заменила ему сестру. То же можно сказать о моих дядюшках и моем отце. Но дядя Тонн, младший из них, был Регине как брат. Ты не поверишь, но, когда он переехал в Лондон, между ним и моим отцом начались ссоры. Старик не позволял ему брать Регину к себе. — Дерек усмехнулся. — Отец сдался только потому, что его упросила Регина, а ей ни в чем не отказывают.

Николас хмыкнул. Похоже, Регину здорово избаловали.

— Почему я не видел ее в Гаверстоне?

— Во время твоих приездов она находилась то у дяди Эдварда, то у дяди Тони. Она гостила у них по четыре месяца в году. — Дерек засмеялся:

— Однажды ты ее все-таки видел. Когда я впервые пригласил тебя к нам домой. Помнишь? Девчонка-сорванец, которая опрокинула тебе на колени пудинг, когда ты начал ее дразнить.

— Но ты называл девчонку Реджи!

— А мы все зовем Регину «Реджи». Ты ее помнишь?

— Как я могу ее забыть? — воскликнул Николас. — Вздорная девчонка показала мне язык, когда я пригрозил ее отшлепать.

— Кажется, ты ей не понравился. Думаю, ты не встречался с ней потому, что она не хотела попадаться тебе на глаза.

— Она говорила, что, когда ты впервые рассказал ей обо мне, она меня сразу полюбила, — сухо возразил Николас.

— О, я уверен, так и было, — усмехнулся Дерек. — Но до вашей встречи. Она души во мне не чаяла и потому обожала всех моих друзей.

— Черт возьми, теперь ты еще скажешь, что вы с ней вместе проказничали.

— Ты почти угадал, старина. Я был шестилетним мальчишкой, когда она приехала в Гаверстон, и. признаюсь, оказывал на нее дурное влияние, таскал за собой. С моим стариком чуть припадок не случился, когда он узнал, что она ходит со мной на охоту и рыбалку, вместо того чтобы вышивать, лазает по деревьям и строит укрепления в лесу, вместо того чтобы учиться музыке. Знаешь, он даже женился, надеясь, что у нас будет мать, которая позаботится о нашем воспитании. Но он просчитался. Она, конечно, была милая женщина, только очень больная, постоянно ездила на воды в Бат, и в Гаверстоне мы ее почти не видели.

— Ты хочешь сказать, что я женюсь на сорванце?

— О Боже, нет! Последние тринадцать лет она ежегодно подолгу жила у дяди Эдварда, а у него три девочки примерно ее возраста. Когда она гостила у них, то была настоящим ангелом. Конечно, в Гаверстоне она по-прежнему участвовала во всех моих проделках. Сколько раз старик вызывал нас на ковер! И всегда попадало мне. Правда, к четырнадцати годам она утратила мальчишеские замашки и даже исполняла роль хозяйки дома, поскольку наша матушка была уже совсем больна.

— Значит, в доме одного дядюшки она вела хозяйство, в доме другого — училась светским манерам. Хотелось бы знать, что дало ей общение с третьим?

Дерек не обратил внимания на язвительный тон:

— Только не волнуйся, Ник, а то мне кажется, ты меня съешь. Месяцы, которые Регина проводила у дяди Тони, были для нее праздником. Он старался развлечь ее. Возможно, он даже научил ее, как обращаться с повесами вроде нас, — и уже серьезно добавил:

— Все очень ее любят, Ник. Помни об этом.

— То есть родственники теперь начнут вмешиваться в мою жизнь? — холодно спросил Николас.

— Не преувеличивай. В Сильверли она будет принадлежать одному тебе.

Слова Дерека не обрадовали Николаса. Дело в том, что он действительно не хотел жениться на Регине Эштон. Он намерен расторгнуть помолвку. Она может иметь незаконнорожденного кузена, но у нее не будет мужа с таким же клеймом.

Дереку повезло больше. Все свои двадцать три года он знал об обстоятельствах своего рождения и давно свыкся с этим. Николас узнал тайну в десять лет, а до тех пор женщина, которую он считал своей матерью, всячески отравляла ему жизнь лишь потому, что он относился к ней как к матери. Он не мог понять, почему она ненавидит его, обращается с ним хуже, чем со слугами, унижает и бранит за малейшую оплошность. Она никогда не притворялась, что любит его, даже в присутствии отца. И каково это было ребенку!

Однажды, когда Николасу было десять лет, он назвал ее «матушка», что делал крайне редко, и вдруг услышал крик: «Я тебе не мать! Мне надоело притворяться! Твоя мать была шлюхой, которая заняла мое место!"

При этой сцене присутствовал отец. Бедняга и не представлял себе, с каким облегчением маленький Николас узнал, что Мириам не его мать. Только позже он осознал, как жестоко общество к внебрачным детям.

Мириам заставила отца рассказать мальчику правду. В первые четыре года замужества у Мириам было несколько выкидышей, и врачи не оставили Чарльзу никаких надежд. Это и разрушило брак. Хотя отец не говорил прямо, однако мальчик понял, что Мириам отказалась выполнять супружеские обязанности и Чарльзу пришлось искать удовольствий на стороне.

К несчастью, он обмолвился, что настоящая мать Николаса — леди, добрая, милая, любящая женщина. Один-единственный раз они поддались чувству и позволили себе вольность. В ту ночь был зачат Николас. Женщина не могла оставить ребенка, но Чарльзу очень хотелось иметь детей, поэтому он уговорил Мириам уехать за границу с этой женщиной и оставаться там до родов. Когда они вернулись, все решили, что Мириам родила сына.

Николас теперь понимал, какой горькой была ее жизнь, почему она злилась на него, хотя это не сделало его жизнь легче. Он терпел холодность Мириам еще двенадцать лет, а после смерти отца покинул Англию, рассчитывая никогда не возвращаться. Бабушка не простила ему эти два года, в течение которых она не получала от него известий. Николас любил бороздить моря на своих судах, любил приключения. Он даже участвовал в нескольких морских сражениях. Через два года он вернулся в Англию, но оставаться в Сильверли больше не мог, не мог жить вместе с Мириам, ее ненавистью и угрозами открыть всему свету тайну его рождения.