− Расскажи что-нибудь.

Олинн помолчала некоторое время, думая о том, что делать завтра? Видно чем−то она прогневала богов, раз они повесили ей на шею этот камень, в виде беспамятного монаха. Она вздохнула, глядя в темноту, а потом ответила, медленно и тихо:

− Завтра я пойду в замок, поговорю с нашим кузнецом. Если я попрошу, он возьмёт тебя к себе в помощники. Поработаешь и поживёшь при кузнице, пока не вспомнишь, кто ты. Только если ярл Олруд узнает, что ты монах с юга, он велит посадить тебя на цепь на замковой площади на потеху своим хирдманам. Тебя будут дразнить, бить, тыкать палками, а дети швырять камнями и грязью. А потом кто-нибудь тебя убьёт в потешном бою, где тебя вооружат палкой, а твой противник выйдет с настоящим топором. Или тебя просто повесят на воротной балке в первый же день, в назидание южанам и королю. Ярл Олруд… очень суровый человек. Он не знает ни пощады, ни жалости. Он жесток даже со своими, так что лучше бы тебе придумать какую-нибудь легенду, в которой ты или не монах, или ненавидишь монахов и южан, и будешь полезен в Олруде. Раз ты не помнишь, кто ты, то и веру в вашего бога ты ведь тоже не помнишь. Надеюсь, это тебе поможет. Завтра придёт Торвальд, ты должен рассказать ему, кто ты. Он хотел отвести тебя в замок и допросить, едва ты очнёшься. Так что придумай себе имя и прошлое, за которое тебя не захотят убить в первый же день.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

В ответ она услышала, что-то похожее на короткий смешок.

− Я понял тебя, Лин−н−на из Олруда. А ты мудра не по годам.

В ответ Олинн промолчала. Была бы она мудрой, не ночевала бы здесь с кочергой в обнимку.

Глава 5

Проснулась Олинн ранним утром, ещё до рассвета, когда небо на востоке только подёрнулось алым. Спала она плохо, всю ночь снились кошмары про горящую под ногами землю по которой бегут чудовищные волки. И едва она открыла глаза, как сразу же ощутила беспокойство. Оно крутилось в голове клубком, сжималось под рёбрами, мешая дышать, и гнало куда-то. Олинн нащупала пальцами кочергу и сразу же посмотрела на Бьорна. Он крепко спал и, видимо, этой ночью не кричал, или она ничего не слышала? Во рту было горько, а грудь сдавливало ощущение беды. И в голове сразу всплыли воспоминания о вчерашнем жутком вое и об Ивке.

Олинн встала, отодвинула засов и, прихватив кочергу, осторожно прокралась наружу. Утро было тихим и ясным. Над каменной грядой разгоралась жемчужно-розовая полоса рассвета, журчала вода, перекатываясь по камням, и в кустах посвистывала утренняя птичка-зарянка. Но сегодня воздух казался уже каким-то по-осеннему прозрачным и прохладным. Олинн прислушалась — вокруг никого, отбросила кочергу и положила ладони на ствол большой берёзы, растущей у входа в избушку. Пальцы ощутили слабое движение сока под корой, тяжесть листьев, готовящихся к тому, чтобы вскоре упасть на землю, и нити корней, что разбегались во все стороны, дотянувшись до самой речки.

И тревогу…

Она, словно тонкие нити грибницы, расползалась под землёй, от корня к корню, от цветка к цветку, охватывая всё вокруг дрожащей паутиной плохого предчувствия. Олинн подняла кочергу и направилась туда, где вчера в последний раз видела несчастную Ивку. На мягкой земле остались следы лошадиных копыт и вырванный мох, но больше ничего. Никаких других следов…

Олинн несколько раз позвала Ивку, но без всякой надежды на то, чтобы услышать в ответ её весёлое ржание. Ивки больше нет. Это было и так понятно.

Она несколько раз глубоко вдохнула, чтобы отогнать непрошенные слёзы, и вернулась в избушку, нарочито громко хлопнув дверью, отчего Бьорн сразу же проснулся. А может он и не спал вовсе.

− Мне надо идти в замок. И как можно скорее.

− Что случилось? — пробормотал он спросонья, усаживаясь на лежанке.

− Не знаю. Но что-то случилось, − только и ответила Олинн, беря в руки котомку.

Надо быстрее рассказать стиварду о странных волках. А без лошади ей до замка идти полдня!

− Я с тобой, − Бьорн поднялся и попытался пригладить пятернёй всклокоченные волосы.

− Нет. Я пойду одна. Так быстрее. А вечером вернусь за тобой с лошадьми.

− И ты не боишься идти одна, пичужка? — спросил Бьорн, внимательно вглядываясь в её лицо. — Я не буду обузой, мне уже лучше. И я… кое-что вспомнил о себе.

Олинн подумала про вчерашний вой, и мысль идти в замок вместе с Бьорном показалась ей не такой уж глупой.

− Ладно. Пойдём вместе. Но если будешь отставать — оставлю тебя на болоте, − произнесла она строго, взяла котомку и шагнула за порог.

Почему-то ей было неловко оттого, что она идёт на эту уступку. И сама не могла понять, что её так сильно смущает в этом. То ли то, что она не дождалась Торвальда, то ли это путешествие вдвоём с Бьорном.

Когда он вышел из избушки, она подняла толстую палку и протянула ему со словами:

− Возьми, так будет легче идти.

Он не возражал. Лишь посмотрел угрюмо из-под насупленных бровей, но палку взял и пошёл следом за ней. Олинн кинула быстрый взгляд на своего спутника и подумала: до чего же ужасно он выглядит! Косматый и небритый, в стоптанных башмаках, да ещё и с этим сучковатым посохом! Ни дать ни взять Яг Морт — лесной человек, которым няньки в замке пугают беспокойных детей.

− Так что ты вспомнил о себе? — спросила Олинн, когда избушка Тильды скрылась за ольховником. — Может быть, имя? Как тебя зовут на самом деле?

− Э−э−м… Игвар, − помедлив, ответил Бьорн, и Олинн подумала, что он и сам будто сомневается в этом. — Я родом из Хагфорса, что на востоке.

Хагфорс? Это где-то очень далеко, за Перешейком, за болотами, и действительно на востоке… Где-то на берегу моря. Это название Олинн слышала от тех, кто ходил в пролив Арф на драккарах. Значит, он и правда южанин.

− И как же ты стал монахом, Игвар? — Олинн произнесла его имя вслух.

Звучит красиво. И даже подходит ему, как ни странно.

− Я был рабом на корабле у людей с Солёных островов, − ответил Бьорн−Игвар задумчиво. — Потом пришёл король Гидеон. Тем, кто согласился принять веру в истинного бога, он даровал свободу.