Паримии состоят из трех чтений, представляющих изложение междукняжеской войны 1015–1019 гг. в контексте библейских фрагментов, которые своим каноническим авторитетом были призваны дискредитировать братоубийство как неприемлемое для христианина. В первом паримийном чтении говорилось: «„Нехорошо замышлять зло“ (Книга Притчей 17:26) против брата своего. „О, горе душе твоей, потому что ты собрал совет злой“ (Книга Исайи 3; 9–10) против двух праведных братьев своих. Сказал так: „Перебью братьев своих и буду один властитель на Руси“. И не знал, что меч Божий точится на него, потому что не вспомнил Иоанна Богослова, обличающего его: „Возлюбленные, если кто скажет, что любит Бога, а брата своего ненавидит, тот — лжец“ (1-е послание Иоанна 4:20)».

Нетрудно догадаться, что здесь осуждается не названный по имени Святополк. Его грех имеет вполне светскую мотивацию. Стремление к единовластию приводит к помыслам о братоубийстве, включенным в контекст книги Притчей, который раскрывает «перспективу грехопадения»: «…этот окаянный и братьев своих возненавидел, „сердце нечестивого немилостиво“ (Книга Притчей 12:10). „Когда доходит безумный до глубины зла и не опасается, настигает его оскорбление, и поругание“ (Там же. 18:3), и бездна глубокая, и мука вечная, „и в конце увидят его на дне ада“(Там же. 16:25)».

Второе паримийное чтение рассказывает о Ярославе, частично совпадая с текстом ПВЛ. Ярослав узнает о гибели Бориса и готовящемся убийстве Глеба и обращается к помощи новгородцев: «Ведь он и сам в то время был в ссоре с новгородцами, и они не хотели помогать ему против Святополка. Но вспомнили Апостольские слова: „Братья, Бога бойтесь, а князя чтите“ (1-е послание Петра 2:17), „потому что он — слуга Господа. Не напрасно меч носит, в отмщение злодеям, в похвалу делающим добро“ (Послание к римлянам 13: 4; 1-е послание Петра 2:14)».

В тексте паримий Ярослав определяется как субъект Божественного возмездия: «…сей Ярослав, новый Авраам, пошел на Святополка, и призвав Бога, так сказал: „Не я начал убивать братьев, потому что без вины он пролил кровь эту праведную“. Ведь говорили ему Борис и Глеб: „Знай, брат, мы не противимся и не перечим, потому что пишется: „Господь гордым противится, смиренным дает благодать“ (Послание Иакова 4:6; 1-е послание Петра 5:5)“». Этот пассаж, присутствующий в более поздних списках, — единственное место в паримии, где страстотерпцы прямо противопоставляются Святополку.

Характерно, что, порицая Святополка как «высокоумного» грешника, противодействующего Провидению своим стремлением к единовластию, паримийные чтения, как и вся древнерусская традиция в целом, оправдывают Ярослава, который сделался «самовластцем», заключив последнего из своих братьев, Судислава, в «поруб», — как утверждает летопись, на основании клеветнического обвинения. Однако у летописца нет даже намека на то, чтобы осудить «самовластие» Ярослава, тогда как стремящийся к самовластию Святополк представляет в паримии характерный для средневековой историографии стереотип «неправедного правителя» — своеобразное наказание Бога за прегрешения Руси. По крайней мере, именно к такому выводу приводит пространное «Рассуждение о князьях», которое читается и в паримии, и в летописи.

«Если какая-то земля права будет перед Богом, ставит кесаря или князя ей, любящего суд и правду, и правителя назначает, и судью, вершащего суд. И если князья праведны будут, то многие согрешения отдаются земле, если же нечестивы, то большее зло насылает Бог на землю ту, потому что князь — глава земли. Так и Исайя сказал: „Согрешили с головы до ног“ (Книга Исайи 1:6), то есть от кесаря до простых людей. „Горе городу тому, в котором князь юный“ (Книга Екклесиаста 10:16) любит пить вино под гусли с молодыми советниками. Такого Бог дает за грехи, а зрелого и мудрого отнимает. Так отнял у нас Бог Владимира, а Святополка наслал за грехи наши, как в древности наслал на Иерусалим Антиоха. Ибо говорит Исайя: „Отнимет Господь от Иерусалима силу, и сильного исполина, и человека храброго, и судью, и пророка, и чудного советника, и смиренного старца, и мудрого искусника, и разумного подчиненного. И поставлю юношу над ними князем, и пусть насмешники владеют ими“ (Книга Исайи 3:1–4)».

Не будет преувеличением сказать, что в данном случае мы имеем дело с целостной концепцией мировосприятия древнерусских книжников, в которой органично сочетаются традиционные элементы средневековой историософии: персонификация исторического процесса и провиденциализм.

Противопоставление мудрого старца и неразумного юноши вполне логично отождествляется в паримийных чтениях с Владимиром и сменившим его Святополком, но выглядит искусственной в летописи, где отсутствует раскрывающий ее смысл сюжет из 1-й книги Маккавеев, заимствованный из византийской хронографии.

Паримийные чтения представляют весьма любопытную интерпретацию гибели Святополка: «А этот Святополк был новый Авимелех, который родился от прелюбодеяния от монахини, который перебил братьев своих, сыновей Гедеона, потом его самого женщина убила обломком жернова со стены. Так же было и со Святополком». Сравнение Святополка с Каином и Ламехом еще раз подчеркивает стремление «древнерусских интеллектуалов» к представлению его преступления в библейской ретроспективе. Показательно то, что составитель паримии приводит отличную от летописной версию гибели Святополка, которая присутствует только в «Чтении» Нестора.

Последним историческим фактом, касающимся Святополка, является сообщение о его бегстве в Берестье. Интересно, что в ПВЛ под 1022 г. сообщается о приходе Ярослава к этому городу. В промежутке между этими событиями летописи сообщают о конфликте нового киевского князя с полоцким, поэтому, если рассматривать эти разрозненные события в исторической взаимосвязи, нельзя исключать того, что бежавший в Берестье Святополк мог заключить союз с Полоцком и, возможно, с Тмутороканью, где активизировался еще один из сыновей Владимира — Мстислав. Приведем аргументы, на которые может опираться подобная гипотеза.

Под 1021 г. в ПВЛ говорится, что племянник Ярослава Брячислав разграбил Новгород, а жителей его вывел в Полоцк. Однако с новгородским «полоном» он успел дойти только до реки Судомири, где его нагнал шедший из Киева Ярослав, который сумел нанести ему поражение и освободить пленных. Надо полагать, что конфликт был достаточно быстро урегулирован, ибо Новгородская IV летопись сообщает: «И тогда призвал к себе [Ярослав Брячислава] и дал ему два города — У свят и Витебск, и сказал ему: „Будь же со мною заодно“. И воевал Брячислав [вместе] с Ярославом все дни жизни своей».

Мы не можем точно сказать, к какому именно источнику восходят подобные сведения (по крайней мере, они отсутствуют в текстах, отражающих Начальное летописание XI–XII вв.). Не исключено, что это домысел позднейшего летописца, представлявшего, будто переход Брячислава на сторону Ярослава был куплен уступкой Усвята и Витебска, однако с ее помощью киевскому князю удалось приобрести важного стратегического партнера: принципиальным остается тот факт, что вооруженный конфликт 1021 г. явно не был локальным эксцессом в отношениях между Киевом и Полоцком, каким он описывается в ПВЛ.