– Да, умер… Несчастный случай произошел… Вернее, одного из сотрудников медведь заломал…

– А что, у вас медведи водятся? – полюбопытствовала Анна, а кассирша, снова обернувшись, быстро произнесла:

– У нас здесь все водится. И даже Чертяковский монстр, слышали о таком?

Анна неопределенно пожала плечами – было бы странно, если бы аспирантка, писавшая диссертацию о музее, не знала связанных с ним легенд.

– На него все похоже, на него! – заявила кассирша со знанием дела. – У меня бабушка едва его жертвой не стала, ребенком, конечно!

Анна едва не удержалась от вопроса о том, на чьих еще бабушек и дедушек нападал когда-то Чертяковский монстр.

– Только это давно было! Потому что он просыпается каждые сорок два года. И последний раз период активности был в 2009 году. То есть теперь он должен начать убивать только в 2051-м. И почему он вдруг сейчас принялся за это, никто понять не может. Чертовщина какая-то!

Дверь туалета распахнулись, оттуда появились смущенные подростки. Завидев их, кассирша снова посуровела и приказала:

– Куда это вы направились? Экспозиционные залы в противоположной стороне!

Подростки затрусили в нужном направлении. Проводив их взглядом, кассирша вздохнула:

– Одно горе с этими любопытными! Наше «Чертяково» ведь как это… Геопатогенная зона паранормальной активности!

Мудреные слова она выговорила просто, как будто они прочно вошли в ее лексикон. Кто знает, может, и вошли – похоже, местные жители любили поточить лясы на тему Чертяковского монстра.

– Только наше «Чертяково» так после перестройки обозвали. Это когда сюда все эти ученые понаехали, а также журналисты и вообще всякие придурки. Сейчас ажиотаж улегся, но сколько их тут было в последний период активности, представить себе не можете! Хотя тогда Чертяковский монстр всего двух человек убил. Наверное, поэтому и пробудился сейчас опять, мало ему, еще нужно…

О Чертяковском монстре кассирша рассуждала так, как будто вела беседу о злом соседском псе. Его существование она точно не ставила под сомнение.

– Так что не очень-то умно было организовать неподалеку оздоровительный школьный летний лагерь. Конечно, там патриотическое воспитание главенствует, моральные ценности нынешней расхлябанной молодежи прививают. Дело хорошее, потому что таких, как эти шебутные пацаны, надо приструнить! Иначе толку из них не выйдет!

Кассирша покачала головой, явно сокрушаясь о падении нравов современной молодежи.

– Но не здесь же! Хотя ведь до следующего периода активности еще тридцать с лишним лет… А монстр взял и сейчас пробудился! Такого еще никогда не было! Не к добру это, поверьте, не к добру!

– А это точно монстр? – спросила Анна, и кассирша усмехнулась, явно забыв, что только что отстаивала иную точку зрения:

– А кто ж еще? Медведи, как вы сами заметили, у нас не водятся.

– Может, маньяк? – предположила Анна, и кассирша замахала руками:

– Господь с вами! Какой такой маньяк? Этот, как Чикатило, что ли? Или как дядя Крюк?[1]Нет, никакой это не маньяк, а наш Чертяковский монстр!

Говорила она о монстре с какой-то непонятной гордостью и, кажется, даже затаенной любовью.

– А этот монстр – это что? Или кто? – спросила Анна, но кассирша не успела ответить, потому что появилась сухопарая особа средних лет с бесцветными волосами, собранными в пучок, подвижным морщинистым личиком, посреди которого торчал длинный, увенчанный круглыми очочками в металлической оправе, нос.

– Сплетничаем вместо того, чтобы работать? – спросила она мармеладным тоном, но кассирша тотчас стушевалась и пробормотала:

– Серафима Ниловна, что вы, что вы! Конечно, работаю!

И кассирша ринулась обратно к окошку, тем более что в холл вошли несколько новых посетителей.

Серафима Ниловна, видимо, была непререкаемым авторитетом, раз бойкая кассирша так ее испугалась. Особа протянула Анне ручку, больше похожую на птичью лапку, и произнесла:

– Меня зовут Серафима Ниловна Горянская, я – главный искусствовед музея-усадьбы «Чертяково».

А директора зовут Борис Борисович Горянский, вспомнила Анна. Значит, эта особа – его родственница. Или, что более вероятно, жена.

– А вы, как я полагаю, Анна Игоревна Енгалычева? – спросила женщина и уставилась на гостью прозрачными, светло-серыми глазами, в которых сквозил ум и… И жестокость. Однако странные искорки в глазах, время от времени выдававшие ее истинный характер, тяжелый и властный, Горянская умело прикрывала милой улыбкой и располагающей манерой общения.

– Рада с вами познакомиться! – сказала она, когда Анна подтвердила ее предположение. – Борис Борисович, директор нашей усадьбы-музея и по совместительству мой супруг, ожидает вас. Я провожу!

Она указала на лестницу, которую Анна не сразу заметила, по которой они поднялись на третий этаж. А затем отправились по анфиладам богато обставленных залов куда-то в глубь здания.

За те несколько минут, которые им понадобились, чтобы дойти до кабинета директора, Горянская устроила Анне подлинный экзамен. Задала вопросы о том, где она училась, какова тема ее диссертации, что у нее за специализация. Причем все вопросы были вроде бы вежливые и невинные, но явно направленные на то, чтобы проверить гостью.

Анна была ужасно рада тому, что сумела, кажется, ответить на все вопросы быстро, без запинки и, кроме того, правильно, судя по легкой улыбке на тонких губах Серафимы Ниловны.

Затем последовал блок вопросов по истории и искусствоведению, но и тут Анна не сплоховала, сумев развеять сомнения Горянской, если, конечно, они у нее имелись.

– Прошу прощения, что устроила вам настоящий экзамен, однако в последнее время к нам пытались проникнуть репортеры под видом практикантов или научных сотрудников! – сказала с извиняющимися интонациями Горянская. – Однако было достаточно одного вопроса, чтобы раскусить их. Но вы – подлинный ученый. Вижу, что мы сработаемся!

Видимо, последняя фраза была высочайшей степенью похвалы из ее уст. Тем временем они миновали экспозиционные залы и прошли в крыло, где располагались хозяйственные и административные помещения.

Женщины остановились перед резной дверью, около которой висела огромная вывеска: «Директор музея-усадьбы «Чертяково», кандидат исторических наук Б. Б. Горянский». Сухая ладошка Серафимы Ниловны легла на позолоченную ручку, и Горянская спросила:

– А как у Анатолия Дмитриевича дела с сердцем? Он серьезную операцию перенес, ведь так?

Запаниковав, Анна не знала, что ответить. Какой такой Анатолий Дмитриевич? Что еще за операция? И вдруг поняла – речь идет о ее так называемом научном руководителе, том самом, у которого она якобы писала диссертацию и который направил ее в «Чертяково». Хорошо, что профессор сейчас находился за границей, и нельзя было позвонить ему просто так и спросить, что это за аспирантка такая – Анна Енгалычева.