Утоляя голод малиновыми бананами, я чувствовал себя почти счастливым. У меня были товарищи, я видел пути достижения ближайшей цели, и если бы не воспоминания о Се… Боже мой, конечно же, она меня не любила, и все же… Ведь если разобраться, из-за бдительной опеки полоумной женщины эта девушка видела в своей жизни разве что шуанов и шапу, нормальных людей до меня она, может, и не встречала… И потом, не столь уж важно, как назвать ее чувство, — главное, что она была мне нужна… Впрочем, думать о ней было бесполезно, скорее всего она сдержала обещание и отправилась в Лабиринт, что сделало бесполезными мои дальнейшие поиски.

Я постарался прогнать печальные мысли, однако стоило мне запретить себе думать о Се, как из глубины моей памяти всплыло имя: Александр Виллер. Кто он такой и какое отношение имеет ко мне, я вспомнить не мог, и это особенно мучило. Казалось, вчера, при виде цилиня Гуая, что-то в моем мозгу сдвинулось, шторка забвения, прикрывающая прошлую жизнь, на мгновение отдернулась, и я увидел все, что мне было нужно, чтобы ответить на вопросы, кто я, как мое настоящее имя, кем я был раньше и как здесь очутился, — но только казалось. Так бывает во сне: борьба, погоня позади, и ты уже зажал в руках вожделенный предмет, он твой, но стоит открыть глаза — и вместе с забытьем исчезает добыча, и опустевшую душу щемит от тоски по несбывшемуся. На миг я действительно вспомнил все, что было со мной в настоящей, той жизни, осознал себя прежним, и тут же все пропало — осталось лишь странно знакомое имя, занозой засевшее в мозгу.

Задумавшись, я очищал очередной банан, как вдруг внимание мое привлек уродливый нарост на стволе фруктового дерева. Было в его форме что-то несуразное, и я почти не удивился, когда он стал медленно отделяться от ствола. Движения его были настолько плавными и неспешными, что я опомнился, только когда вслед за красно-коричневой суставчатой лапой, по всей длине покрытой загнутыми шипами, из-за листвы на уровне моего лица высунулась безобразная костистая морда с прозрачными, похожими на теннисные шарики глазами, в глубине которых тлели красные угольки.

От ужаса волосы у меня на голове встали дыбом, я издал душераздирающий вопль и отпрянул от дерева. Чудовище тотчас выбросило лапу вперед, и она, со свистом рассекая воздух, едва не полоснула меня по лицу. Я издал повторный вопль, попятился, зацепился за что-то ногой и, упав, на четвереньках засеменил прочь от жуткого монстра.

Несколько мгновений было тихо, я оглянулся в надежде, что весь этот кошмар мне только привиделся, но тут листва затрепетала, раздалась, и на полянку выпрыгнуло странное существо, напоминающее огромного богомола. Передвигалось оно на согнутых в коленях ногах, опираясь на закрученный в спираль хвост и прижав к груди, словно сложенные в несколько раз, лапы, которые оканчивались торчащими вперед изогнутыми зазубренными косами.

Чудовищное насекомое сделало несколько коротких скачков по направлению ко мне, и я, чувствуя, что вот-вот лишусь сознания, вскочил и, не разбирая дороги, ринулся прочь, но сразу же споткнулся и снова упал.

Из оцепенения меня вывел воинственный клич, раздавшийся за моей спиной. Невольно повернув голову, я увидел, что путь чудовищу преградили Итсу и Эхуань. Нацелив на него свои копья, они готовились к драке.

Богомола, казалось, обескуражило такое обилие противников. Несколько секунд он медлил, прислушиваясь и присматриваясь, словно оценивая свои шансы в предстоящей схватке, а потом двинулся вперед. Я знал, что должен немедленно присоединиться к товарищам, но не мог заставить себя подняться. Хватило меня лишь на то, чтобы сесть, поджав ноги, и, не отрывая глаз, следить за происходящим.

Шевеля пупырчатыми, покрытыми зеленой пузырящейся слюной жвалами и выкатив шарообразные глаза, богомол все ближе и ближе подступал к прикрывавшим меня юношам. Теперь, рассмотрев его подробнее, я понял, какой это грозный противник. Кроме лап со страшными косами на концах и мощных челюстей, служивших ему орудием нападения, он имел прочный, как броня, хитиновый покров, надежно защищавший его голову, туловище и конечности, — и я вовсе не был уверен, что такой панцирь можно пробить копьем. Вероятно, этого опасались и юноши.

Видя, как мужественно ведут себя мои товарищи, я ощутил одновременно прилив нежности к ним и стыд за себя. Пытаясь сообразить, где могло остаться мое копье, я уже стал подниматься, когда богомол начал атаку. Совершив большой прыжок, он на лету выкинул вперед лапы, которые, описав полукруг, будто две половинки колоссальных ножниц, соединились на том месте, где только что стояли юноши. Страшный удар отбросил Итсу в сторону, и плащ его сразу окрасился кровью. Эхуань успел упасть на землю, и смертоносная коса пронеслась над его головой, не причинив вреда. Богомол подтянул лапы для следующего броска, и в этот момент Эхуань, поняв, что до ближнего боя дело не дойдет, привстал и метнул свое копье. Позиция у него была неважная, и оружие, скользнув по треугольному туловищу, упало.

Кажется, нам конец, подумал я и тут же вспомнил о копье Итсу. Наверно, отчаяние было той неведомой силой, которая внезапно подняла и бросила меня вперед. Уже падая рядом с копьем Итсу, я почувствовал, как воздушной волной приподняло волосы на моей голове. Справа раздался стон, а богомол снова подтягивал к груди свои лапы.

Сейчас добьет, с тоской подумал я, сжимая в руках бесполезное копье, ставшее вдруг тяжелым и неуклюжим. Если уж удар Эхуаня, с детства обученного владеть оружием, не причинил богомолу никакого вреда, то мои шансы и вовсе невелики.

Зажмурив глаза, я приготовился к смерти, как вдруг послышался громкий хруст. Богомол вздрогнул и мгновенно развернул туловище чуть не на все сто восемьдесят градусов.

— Вперед! — рявкнул справа от меня Эхуань, приподнимаясь на локте, и я, не сознавая, что делаю, бросился вперед, видя перед собой только сужающуюся книзу хитиновую спину противника.

Я вложил в удар всю свою силу, смутно понимая, что от того, сумею ли пробить панцирь этого гада, зависит моя жизнь. И панцирь треснул, острие копья глубоко ушло под крапчато-бурую скорлупу. С разбегу я не смог остановиться и ткнулся головой в спину богомола, в лицо мне брызнула смрадная зеленовато-коричневая кровь. Я содрогнулся от отвращения и почувствовал, что куда-то лечу.

* * *

— Дешево отделались, — сказал Итсу, помогая мне сесть. Я помотал головой, отгоняя прыгающие перед глазами пятна.

Постепенно мелькание в глазах прекратилось, и я смог осмотреться. Товарищи, которых я считал безвозвратно погибшими, стояли рядом, однако, глядя на них, нельзя было сказать, что отделались они дешево. Эхуань с бледным от боли лицом баюкал перебинтованную руку, склонившийся надо мной Итсу был, словно мумия, перепеленут в обрывки плаща, измазанные черной запекшейся кровью. И только Шун, стоящая чуть поодаль, была цела и невредима.

— Очухался? Здорово тебе удалось пропороть Длиннорукого. Если бы не ты, мы бы все еще до ночи ушли во владения Желтой Черепахи, — ухмыльнулся Эхуань и подмигнул мне.

— Он сам подставил спину, а ты бы своим криком и мертвого поднял.