«Новое письмо», – подумала она, просматривая его.

Все присутствующие погрузились в тишину, пока Эйвери стояла и читала. Оно было короче первого экземпляра, но не менее зловещее. Она читала медленно, смакуя каждое слово:

Замерзшая красота. Она тает от шрамов, нанесенных временем.

Я буду продолжать, пока не добьюсь того, чтобы сердца забились вновь.

Надеюсь, вы найдете меня. Мне столько нужно показать вам, стольким поделиться.

О, эта искаженная улыбка.

О, этот лед в моей крови, который хочет разогреться.

Зима никогда не закончится, даже когда воцарит тепло.

Шрамы не исчезнут также, как и красота – один из жестоких трюков Бога.

Медленно Эйвери передала письмо обратно Коннелли. Он буквально вырвал его из рук:

– Есть идеи, что за дерьмо он несет?

– Не так быстро, – ответила она. – Его «надеюсь, вы найдете меня» слегка пугает.

– Почему же? – поинтересовался он.

– Потому что он хочет, чтобы мы нашли его. Это значит, что он не осознает реальной угрозы и последствий. Тоже самое с фразой «мне столько нужно показать вам, стольким поделиться». Мне это не по душе, но он явно хочет сказать, что эти два тела – не конец. Это должно заставить нас задуматься… что именно он собирается показать?

Коннелли уставился на письмо и тяжело задышал, то сжимая, то разжимая кулаки. Он медленно оглядел присутствующих и по выражению его лица Эйвери поняла, что он прикладывает немало усилий, чтобы сохранять спокойствие.

– Вы могли бы дать нам с Эйвери минутку? – обратился он к присутствующим.

Финли, Эми и О’Мэлли спешно покинули кабинет. Она обратила внимание, что Финли бросил на нее взгляд, полный сочувствия.

Как только дверь закрылась, Блэк уселась на стул перед Коннелли. Она ожидала, что в любой момент он начнет орать, но, вместо этого, голос был на удивление спокойным. Однако, она ощутила неимоверную ярость в его тоне.

– Ты говорила с Рамиресом? – спросил он. – Знаешь, где он сейчас?

– Нет, без понятия.

– Что ж, видимо, потому, что ты решила забить на работу и заняться личными делами, он сейчас как раз общается с родителями Ленц. Он взял на себя твою обязанность. А теперь… Не хочешь поделиться, чем ты думала сегодня утром?

– Честно говоря, моя дочь нуждалась во мне. И поскольку расследование пока зашло в тупик, я решила, что полтора часа, проведенные с дочерью, не сильно отразятся на работе.

– И ты посчитала, что семья Ленц не даст тебе никакой важной информации?

– Конечно же, это не так, – ответила Эйвери, начиная злиться. – Но я также в курсе, что Софи Ленц было всего девятнадцать, когда ее убили. Столько же лет и моей дочери. Поэтому знаешь… Я поняла, что общение с Роуз для меня приоритетно. Она нуждалась во мне… И это большая редкость. Кроме того, ты прекрасно осведомлен, что Ленцы вряд ли предоставят ценную информацию. Они жили в Нью-Йорке, пока их дочь училась в колледже. Нельзя сказать, что они были особо близки.

– Смотри… В данной ситуации ничего критичного не произошло, – вздохнул Коннелли, откинувшись на спинку кресла. – У меня трое детей. Не знала? Двое учатся в колледже и еще один – выпускник средней школы. Я понимаю все. Правда понимаю. Но такие опрометчивые поступки должны прекратиться, если ты серьезно хочешь повышения до звания сержанта. Черт, да ты могла просто позвонить и сообщить, что тебе нужно отлучиться.

Эйвери не собиралась извиняться. Она была уверена, что и самому Коннелли этого не требовалось. Он лишь хотел удостовериться, что она понимает, что он пытается ей донести.

– Я поняла, – ответила она. – Теперь… Это письмо… Я полагаю, что его также отправили во все СМИ, как и предыдущее?

– О, да. Все становится лишь хуже. Два письма… Два тела. Он выставляет нас идиотами.

– От криминалистов пока нет информации по поводу старого письма?

– Ничего, – ответил Дилан. – Я попросил их взглянуть на конверт, в котором оно поступило. Само письмо передам им, когда мы закончим разговор.

Эйвери снова уставилась на лист с текстом, когда кто-то постучал в дверь. В проеме появилась голова Рамиреса.

– Тут безопасно? – пошутил он.

– Просто заходи, – сказал Коннелли. – От Ленц был толк?

– Практически никакого, – ответил Рамирес. – Мать находится в состоянии полного шока. У них были напряженные отношения, но это еще во времена проживания в Аризоне. Я этому не рад, но родители не знают ничего, это просто тупик. Им было немного стыдно, что они ничего не могли рассказать о своей дочери с момента ее поступления в колледж, хоть и переехали на восточное побережье вместе.

– Итак, возвращаемся на круги своя, – кивнул Коннелли. – Я могу доверить вам задание? Хочу, чтобы вы попытались связать все вместе.

Они переглянулись, а затем решительно кивнули.

– Я начну с того, что попытаюсь откинуть все лишнее, – сказала Эйвери. – Вернусь к досье, возможно, снова съезжу к водохранилищу.

– А почему не на плотину Уотертауна?

– Потому что Пэтти Дирборн принесло туда течением реки. Это просто область, где обнаружено тело, а не место преступления.

– Отлично, – согласился Коннелли. – Возвращайтесь к работе. И, пожалуйста, держите меня в курсе дела, каждый час. Я бы очень хотел объяснить что-то этим козлам из СМИ к концу дня, просто для того, чтобы заткнуть их.

Не сказав ни слова, Эйвери и Рамирес вышли из кабинета Коннелли. Когда дверь закрылась и они отошли на приличное расстояние, Блэк приблизилась и слегка коснулась его руки.

– Спасибо, что прикрыл меня с семьей Ленц.

– Без проблем. Просто позвони в следующий раз. Я думал, его голова взорвется, когда он обнаружил, что ты не там. Кстати, где ты была?

– С Роуз.

– У нее все хорошо?

– Да, она в порядке. Давай сосредоточимся на деле, ладно?

– Конечно, – согласился Рамирес, явно немного расстроившись.

– Я хочу побыть одна, – сказала она, будучи не до конца откровенной. – Мне нужно занять голову исключительно этим парнем и его мотивами. Когда я закончу, поедешь со мной на водохранилище Фреш-Понд?

– Похоже на план.

На этом они и расстались. Рамирес направился в свой кабинет, а Эйвери к лифтам. Этот убийца казался таким же, как и сам лед – холодным и скользким. Если у нее есть хоть малейший шанс пробраться в его голову и понять, кто он такой и почему так поступает, то ей понадобится помощь.

Эйвери не хотела признавать, но впервые за всю свою карьеру она чувствовала себя расстерянной.

Зато она прекрасно знала, кто ей поможет – Слоан Миллер, психолог А1.