— Еще один?

— Да. Ну разве ж не ужасно?

Да, это ужасно. Так ужасно, что и думать не хочется, так же, как только что не хотелось думать о детях-беженцах. Хочется отвернуться, свернуться клубком, сделаться совсем маленькой. Чего не видно, чего не слышно — того нет!

Губы шевелятся сами по себе, произносят то, что нужно: «Да, ужасно. Ты подумай, у нас, на Фагерё…» Выдавливаешь вздох.

А в голове тем временем текут мысли: может быть, пока не выпускать Сару и Виктора из дому? Надо бы позвонить свекрови. И если б только Стиг был дома!

В комнате стало тихо, совсем тихо. Даже птичий щебет не доносится через открытое окно.

Тогда-то и приходит на выручку будничное:

— Господи! У меня же хлеб в печке! Вскакиваешь со стула и бросаешься к духовке. Господи, благослови будни!

А в то же время на Аспшере: девочка, которая у Юдит, сидит на пирсе, на самом краю. Сидит, как складная линейка: колени поджаты к подбородку, икры прижаты к задней стороне бедер, верхняя сторона бедер — к груди, руки обхватили колени. Маленькая девочка-бандероль, перехваченная собственными руками. Ей страшно.

Она боялась всю жизнь, сколько себя помнит.

Девочка, которая у Юдит, — одна из тех, кто появился на свет с прозрачным сердцем и слишком тонкой кожей. В старые времена, когда люди выражались грубее и прямолинейней, ее прозвали бы «выблядком». К сожалению, конфиденциальность информации, содержащейся в архивах соцслужб, не позволяет автору рассказать о детстве девочки, о ее скитаниях между детдомами и интернатами, во время которых ей часто приходилось несладко. Когда девочке было четырнадцать, Юдит забрала ее с Большой земли и подала заявление на опекунство.

Эта девочка — робкая тихоня. Когда на Аспшере появляются гости, она тут же убегает и прячется. Притом девочка беззаветно предана Юдит и следует за ней по пятам, как ягненок за маткой. Когда Юдит выходит в море, девочка часами сидит на пирсе и ждет, неподвижно, несмотря на температуру воздуха, скорость ветра и осадки. Как только лодка причаливает, девочка несется к Юдит, они обнимаются; девочка утыкается лицом в шею Юдит, и так они стоят, обнявшись, пока белая пена волн омывает рыбацкие сапоги королевы Аспшера, а ветер треплет волосы. Юдит, как видно со стороны, удивительно терпелива с этой девочкой.

Сейчас Юдит в море, девочка на пирсе — сжалась, едва не плачет.

Она часто и неровно дышит. Она боится за себя и за Юдит. Так было всегда, когда Юдит уходила в море.

Юдит часто говорит девочке: «Не боись, не надо, слышь?»

Она гладит девочку по щеке жесткими шершавыми пальцами — почти мужскими, но этих рук девочка больше не боится — и уверяет: «Я вернусь».

Юдит улыбается, но это не помогает: девочке страшно.

Теперь девочка видит Юдит все время. Но от этого только хуже.

Юдит и девочка, как обычно, обошли шхеру. На северной стороне они нашли пару обломков досок — сгодятся в топку — и круглую бутылку из толстого зеленого стекла с длинным горлышком — она досталась девочке. У нее на подоконнике веранды целая коллекция выброшенных на берег разноцветных бутылок удивительных форм, ей нравится гладить их округлые формы, рассматривать пузырьки в стекле и видеть, как толстое дно преломляет свет. Стоит подуть в горлышко — и слышны отдаленные завывания ветра на маяке Логшер туманной зимней ночью.

Стоя на холме за домом, Юдит долго смотрела в бинокль на скалистый гребень в нескольких сотнях метров от южного берега Аспшера. Скала была покрыта белыми пятнами птичьего помета, как штаны маляра краской, чайки парили над ней, пенные волны разбивались о нее — вот что видела девочка невооруженным глазом.

Но Юдит опустила бинокль и стала смотреть на кружащих птиц. Она с присвистом втянула нижнюю губу и сказала:

— Надо мне выйти на ялике.

— Куда? — спросила девочка.

Юдит не ответила. Она пошла к гавани, девочка увязалась за ней.

— Ты рыбачить? Можно мне тоже?

Последнее время Юдит иногда брала девочку с собой, отправляясь ставить сети на окуня, и разрешала ей грести, а однажды даже завести подвесной мотор.

— Нет, — ответила Юдит.

По ее тону девочка поняла, что упрашивать бесполезно.

Юдит взяла в лодочном сарае нейлоновую веревку и набросила на банку ялика. Вытолкнув лодку на воду, она забралась в нее и велела девочке идти в дом.

Девочка дождалась, когда Юдит вырулит и заведет мотор, и уселась на пирсе.

Девочка видит, как Юдит причаливает у птичьей шхеры. Видит, как Юдит передвигается к центру лодки и склоняется через борт. У девочки зоркие глаза: кажется, она видит даже бобину с оранжевой веревкой в руках Юдит.

Юдит куда-то идет, не выпуская из рук веревку.

Насколько видно девочке, лодка кренится под весом Юдит, ее плохо видно.

Чайки кружат над шхерой, кричат.

Юдит выпрямляется. Берет весло и отчаливает. Вставляет весла в уключины, поворачивает лодку и начинает мощно грести; она высоко поднимает весла, выносит их вперед, опускает в воду и тянет назад одним непрерывным движением, тело раскачивается вперед и назад в такт гребкам, это красивое зрелище.

«Море рубит», как говорят на островах, когда волны усиливаются, но не до пенных гребней. Вода серая, как олово. Небо на юге замуровано иссиня-черными облаками.

Удалившись немного от шхеры, Юдит поднимает весла, идет на корму, чуть приседая, чтобы ловить крен лодки, и запускает подвесной мотор. Она плывет на небольшой скорости, сидя боком на банке и следя за кильватером.

Девочка понимает, что лодка что-то буксирует.

Юдит все дальше движется по заливу. Девочка следит за ней блестящими глазами, щурится, чтобы лучше видеть. Чувствует, как в груди быстро, сильно бьется сердце.

Юдит уже совсем далеко, ялик превращается в желтое пятнышко в серых водах залива, стрекота мотора больше не слышно за глубоким гулом волн.

Через некоторое время лодка снова становится видна, на этот раз она движется к Аспшеру, вспенивая носом воду. Юдит перевела мотор на полную мощность.

Юдит вылезает из ялика, но девочка не бросается к ней, как обычно, а стоит на берегу, опустив руки, словно не зная, куда себя деть.

— Поможешь лодку вытащить? — осторожно спрашивает Юдит.

Девочка колеблется. Наконец она медленно идет к Юдит, берется за край лодки, и они тащат вместе, гладкий корпус скользит по лодочному скату.

Девочка не смотрит на Юдит.

Может быть, Юдит собиралась рассказать девочке, что она делала у шхеры: «Мертвого тюленя на берег вынесло. Я решила — уж уберу».