Отменный штукарь – наш старший родственник. Женился на крепостной, а теперь ждет, что все примут ее как равную себе.

Прасковья, не зная об этих настроениях в обществе, хотела вновь появиться на сцене, и граф обещал найти для нее пьесы, в которых она будет блистать как никогда ранее. А тем временем Прасковья, поправляясь после родов, решила прогуляться. Снег падал с неба огромными пушистыми хлопьями, легкий мороз разрумянил бледные щеки молодой графини, и она уверилась уже, что теперь ее жизнь будет полна радости, когда вдруг к ней подошла старуха. Прасковья решила было, что та хочет попросить милостыню и уже потянулась за кошельком, как вдруг услышала голос.

Сегодня ты получила две пьесы, в обеих играешь покойниц. А где две покойницы на сцене, быть третьей наяву!

Графиня отшатнулась, на секунду прикрыла глаза, а когда открыла их снова – старухи уже не было. В подавленном настроении она возвратилась домой. Там уже ждал ее граф.

Я нашел для тебя две роли, – сказал он, – в которых ты будешь неподражаема.

Что же это за роли? – сдавленным голосом спросила графиня, чувствуя, что предсказание странной нищенки сбывается.

Офелия и Клеопатра, – был ответ.

Прасковья вскрикнула и упала в обморок.

После этого болезнь вернулась, и женщина медленно угасала. Ее брак с графом Шереметевым продлился недолго – здоровье Прасковьи было подорвано переживаниями, страхом за сына, долгой болезнью и тяжелыми родами, и в ночь на 23 февраля 1803 года она умерла – графине было всего 35 лет.

Умирая, Прасковья Ивановна взяла со своей подруги Татьяны Шлыковой клятву, что та не оставит ее сына. Эту клятву Шлыкова сдержала и оставалась при Дмитрии Николаевиче, до самой своей смерти в 1868 году живя в Фонтанном доме.

Накануне кончины графини Шереметевой, когда Николай Петрович понял, что надежды нет, и супруге его суждено умереть, он написал несколько важных писем.

Первое письмо, которое, как это было принято, граф написал на французском языке, обращено к императрице Елизавете Алексеевне. Второе, написанное по-русски, было отправлено статс-секретарю Дмитрию Прокофьевичу Трощинскому с просьбой «поднести оное Его Императорскому Величеству».

Николай Петрович посчитал своим долгом сообщить императору, что он «соединен священными узами брака», а также сообщить об обстоятельстве своей свадьбы, о рождении наследника и смертельной болезни Прасковьи.

«Жена моя, – писал граф Шереметев, – воспитана в доме отца моего с отличностью и чрез нежные мои о ней попечения образовала себя по чувствам приличнейшим нынешнему ея состоянию. Я раскаиваюсь, что, руководствуясь чувствами, нарушил установление придворного порядка и не доложил о том предварительно; и для того, упадая к стопам Вашего Императорского Величества, дерзаю в горести моей испрашивать одной милости, чтобы осчастливить и подать мне отраду хотя единым начертанием священного слова, что сие не противно воле вашей, но может удостоено быть и благоволительного принятия.».

Император, который уже достаточно наслушался о страданиях влюбленных, не удостоил Шереметева письменным ответом, однако вскоре графу передали его слова:

– Граф Шереметев волен жениться на ком хочет и когда хочет, а мы его брак одобряем.

Граф вздохнул с облегчением – Александр I мог своей властью повелеть объявить брак недействительным, а ребенка, вследствие этого, незаконнорожденным. Дмитрий Шереметев оказался бы не только лишен наследства – он был бы лишен фамилии, а судьба незаконнорожденных детей в России была нелегкой. Ни одна девушка не пошла бы за него замуж, ни одно учебное заведение не приняло бы его, а многие знакомые засомневались бы, стоит ли подавать ему руку! К тому же, слишком многие уже знали историю его рождения.

Именно этого и хотели родственники графа Шереметева. И его брак, и рождение сына были им крайне неприятны. Огромное состояние Шереметева уплывало к сыну бывшей крепостной! Вот если бы можно было признать его незаконнорожденным и поделить все наследство между собой.

Родня со стороны отца у маленького графа Дмитрия Николаевича была влиятельная.

Князья Долгорукие все еще оставались враждебно настроены к семье Шереметева, но остальные относились к ним вполне по-дружески.

Прежде всего, это нетитулованная ветвь рода Шереметевых – потомки его двоюродных дедов, Василия Петровича и Владимира Петровича, братьев фельдмаршала. Именно их до своей женитьбы граф Шереметев называл основными наследниками, именно им должно было отойти все его состояние.

Но после рождения сына граф завещание изменил: «…В случае кончины графа Дмитрия Николаевича до совершеннолетия и бездетного, …предоставляю все оставшееся после меня движимое и недвижимое имение… отдать в вечное и потомственное владение родственнику моему Генерал-майору Василию Сергеевичу Шереметеву… Когда по кончине моей останется в живых сын мой граф Дмитрий или по смерти его законные дети и потомки, …то родственнику моему Генерал-майору Василию Сергеевичу доставить сто тысяч рублей».

Василий Сергеевич, живя в Петербурге, довольно тесно общался с семьей графа Шереметева и часто бывал в Фонтанном доме.

Граф Николай Петрович поддерживал дружеские отношения и с другими своими родственниками – московской семьей Шереметевых, потомков генерал-аншефа Владимира Петровича Шереметева, самого младшего брата фельдмаршала.

С Салтыковыми и князьями Урусовыми, с которыми Шереметевы породнились благодаря замужеству дочерей фельдмаршала, он тоже поддерживал вполне приятельские, пусть и не очень близкие отношения.

Но, все же, ближайшей родней оставалась семья графини Варвары Петровны Разумовской, родной сестры Николая Петровича. В 1774 году она вышла замуж за графа Алексея Разумовского, но через десять лет семья фактически распалась – супруги разъехались, и графиня Варвара Петровна жила в Москве отдельно от мужа.

Дружба брата и сестры не была омрачена недоразумениями из-за денег и наследства – их родители еще при своей жизни определили долю родового имения каждому из детей.

Виделись Варвара и Николай довольно редко, но переписку вели оживленную. И именно письмом сообщил граф своей сестре о том, что жена его скончалась. Письмо он сначала послал на имя директора Московского архива коллегии иностранных дел Николая Николаевича Бантыш-Каменского, попросив его передать письмо графине Варваре Петровне, «приготовя ее к тому прежде сколько можно».

«Милостливая государыня моя, сестрица графиня Варвара Петровна, – писал ей граф Шереметев. – Поставляю долгом своим уведомить вас, что я соединился священными узами брака прошлаго 1801 года Ноября 6-го дня в Москве по обряду нашей религии и на сей брак получил как от Государя Императора, так и от всей высочайшей фамилии благоволительные подтверждения; а 3-го числа сего Февраля месяца жена моя графиня Прасковья Ивановна, урожденная Ковалевская, разрешилась от бремени, и мне Бог даровал сына и наследника графа Дмитрия. И к совершенному моему несчастию сего же Февраля месяца 23-го числа графиня моя скончалась. Имея мучительную горесть единственною спутницею, не нахожу сил сказать здесь ничего более, кроме того, что я с истинным почтением и преданностью остаюсь верный ваш всегда и совершенно преданный друг, брат и покорнейший слуга. Пожалей о мне. Истинно я вне себя. Потерял достойнейшую жену и в покойной графине Прасковье Ивановне имел я почтения достойную подругу и товарища. Кончу горестную речь. Остаюсь граф Шереметев».