Я все еще напрягал мои бедные мозги, когда в коридоре послышались шаги Маддокса. Я едва успел нахлобучить шляпу, чтобы скрыть мою обритую голову, как в номер, тяжело отдуваясь, вполз Маддокс. Дыша словно загнанная лошадь, он поставил рядом с кроватью большой чемодан из свиной кожи.

– Вот он, мистер, – сказал он. – Да он весит по крайней мере тонну.

Я критически осмотрел чемодан. Судя по всему, я видел его впервые в жизни. К ручке была привязана карточка, на которой было что-то написано. Это была моя подпись.

Я попробовал открыть его, но ничего не получилось.

– Прекрасный чемодан, – заметил Маддокс, глядя на меня.

– Да уж, но я потерял ключ. Может быть, ты сможешь найти какой-нибудь ломик? – Я игнорировал удивление в его взгляде.

– Зачем ломать замок. У меня имеется отмычка, мистер.

– Так принеси ее.

Он исчез с такой быстротой, словно в заднице у него имелся пропеллер.

Я стоял, рассматривая чемодан. Неужели внутри находится ответ на то, чем я занимался эти таинственные сорок пять дней? Найду ли я ответ на этот главный вопрос?

Маддокс вернулся через шесть минут. Мне они показались шестью часами.

Он наклонился над чемоданом, сунул отмычку в правый замок. Щелкнув, тот отскочил. С левым он проделал то же самое.

Выпрямившись, он довольно сказал:

– Проще простого, если знать, как это делается.

Я вручил ему обещанные двадцать долларов.

– До завтра, – сказал я, стараясь, чтобы он не уловил моего волнения.

Он с интересом смотрел на чемодан, затем сделал несколько шагов к двери и спросил:

– Может быть, я могу еще что-нибудь для вас сделать?

– Спасибо. Больше мне ничего не надо.

Едва за ним закрылась дверь, как я задвинул на ней задвижку. Затем я вернулся к кровати. Положив чемодан на постель, я поднял крышку.

Я не знал, что конкретно увижу внутри, но уж точно не то, что увидел. Чемодан был плотно забит деньгами: тысячи и тысячи долларов. Столько денег я не видел никогда в жизни.

Некоторое время, как загипнотизированный, я пялился на обандероленные пачки стодолларовых банкнот, затем очень осторожно начал выкладывать деньги на постель, механически пересчитывая их. Я делал это до тех пор, пока чемодан не опустел. На постели лежало четверть миллиона долларов в стодолларовых купюрах!

Теперь я понимал, чего так домогался от меня Рикка. Четверть миллиона долларов! Но как они могли попасть в чемодан? Каково их происхождение?

Я вдруг почувствовал, что вот-вот упаду в обморок, и схватился руками за край кровати. Мои колени задрожали, и я осел на пол. Но я даже на секунду не выпускал деньги из поля зрения.

Четверть миллиона долларов!

Мотив для убийства! Неужели я действительно убил из-за них двух мужчин и женщину? Как я мог это сделать?

Если бы меня не подозревали в убийстве, я не тронул бы и цента из этих денег. Вероятнее всего я пошел бы с этим чемоданом к Рискину, но что мне теперь оставалось делать? Чемодан давал Рискину мотив – мотив для убийства!

Мне же нужны были деньги, чтобы наконец пролить свет на это запутанное дело. Итак, теперь у меня есть четверть миллиона долларов. Остается воспользоваться ими.

Как только я пришел к такому решению, все остальное показалось довольно простым. Я подкупил Маддокса и лысого портье. Маддокс получил сто баксов, а лысый портье за соучастие – пятьсот. Оба опознали меня, как только прочитали утренние газеты. Там было указано мое имя и довольно точное описание моей внешности. В заметке говорилось:

«Этот человек разыскивается в связи с убийством пока неопознанной женщины. Все сообщения направлять лейтенанту Биллу Рискину из отдела по расследованию убийств».

Однако не было никакого сообщения о предполагаемой награде, так что эта заметка ни Маддокса, ни портье не заинтересовала. Их интересовали только мои доллары.

Я оставался в отеле две недели. За это время мои волосы отросли, и я даже отпустил небольшую бородку. Эта борода плюс очки в черепаховой оправе делали меня совершенно неузнаваемым. Рискин, разумеется, тут же узнал бы меня, но я был уверен, что случайный прохожий, знакомый только с газетным сообщением, увидит во мне простого безобидного гражданина.

Я попросил Маддокса купить мне машину и револьвер. Он приобрел мне подержанный черный «Плимут», как раз то, что мне и требовалось, и снабдил двумя револьверами – 22-го калибра и специальным полицейским 38-го калибра – и приличным запасом патронов к ним.

После шестнадцати дней заточения в номере я сказал себе, что можно трогаться в путь. Я выехал из отеля безлунной ночью чуть позже десяти часов. Рядом со мной на сиденье лежал револьвер 38-го калибра, а револьвер 22-го калибра находился в кармане. Я был готов к любым неприятностям. Если кому-либо вздумается выстрелить в меня, он тут же схлопочет пулю в ответ.

Я ехал по набережной, заполненной отдыхающими людьми, в направлении магистрали, придерживаясь всех правил уличного движения. Я не хотел давать полицейским лишний повод задержать меня. То и дело я видел полицейские патрули, но пока все шло без приключений.

После шестичасовой езды я увидел впереди огни Линкольн-Бич. Город был расположен вдоль подковообразного залива и открыт всем морским ветрам. Даже в это время, а было где-то около четырех утра, в городе кипела жизнь. Но я не собирался заезжать в город. Я хотел осмотреть место моей первой аварии, происшедшей с «Бентли». Свернув налево, я начал удаляться от города в направлении Пелотты.

Я хорошо помнил место, где разбился «Бентли», слева там должен был находиться небольшой холм, а дорогу с обеих сторон окаймляли пальмы. Проехав около пятидесяти миль от Линкольн-Бич, я сбросил скорость. Светало, и это помогло мне обнаружить то, что я искал. Сломанная пальма и тормозной путь «Бентли» красноречиво свидетельствовали об этом, хотя прошло уже полтора месяца с момента аварии. Мне не хотелось останавливаться рядом с этим местом из боязни привлечь внимание. Я проехал примерно четверть мили и, остановившись на обочине, вернулся пешком к месту аварии, не забыв прихватить револьвер. Трасса была безлюдной, так что мне никто не мешал.

Я тщательно все осмотрел, но не нашел ничего, что помогло бы мне вернуть память и подсказало, что же произошло со мной.

В течение всех шестнадцати дней я усердно рылся в памяти, пытаясь разорвать завесу тумана, скрывавшую сорок пять дней моей жизни. Время от времени мне казалось, что я вот-вот вспомню, но этого так и не произошло. Мне удалось вспомнить пару деталей, но таких смутных, что пока для меня они не имели никакого смысла.

Например, я вспомнил толстую блондинку, но прежде, чем я успел зафиксировать ее в памяти, она превратилась в льва. Рыча, он бросился на меня. Это воспоминание привело меня в ужас. Возможно, оно имело какое-то отношение к забытым мной дням. Потом я довольно четко вспомнил фасад бунгало на побережье. Я сижу в шезлонге и слушаю музыкальную радиопередачу. Мне казалось, что это было что-то из классики, хотя в общем-то я не люблю такого рода музыку. Возможно, это была одна из симфоний Бетховена. Рядом со мной была молодая блондинка в желтом бикини. Время от времени она пыталась уговорить меня выключить радио и отправиться с ней купаться, мотивируя это тем, что подобное времяпрепровождение значительно интереснее. Я возражал и в конце концов в шутку получил пощечину. Эта картина довольно четко возникла в моей памяти, но продолжения не было.