Когда вечером оба прокурора явились на Итальянскую, 25, и уже ожидали в приемной министра, мимо них прошел князь Юсупов.

А вот как сам аристократ описывал встречу с министром:

«Я ему объяснил причину моего приезда и по его просьбе повторил опять с самого начала и со всеми подробностями заученную историю. Когда я в своем рассказе коснулся разговора Пуришкевича с городовым, Макаров меня остановил:

– Я Владимира Митрофановича хорошо знаю и знаю также, что он никогда не пьет. Если не ошибаюсь, он даже член Общества трезвости.

– Могу уверить вас, – ответил я, – что в этот раз Владимир Митрофанович изменил себе и своему Обществу, если он в таковом состоит членом, как вы говорите. Ему было трудно отказаться от вина, так как я справлял новоселье, и мы все уговорили его выпить с нами. А с непривычки несколько рюмок на него сильно подействовали.

Закончив мои объяснения, я спросил министра, обеспечены ли мои служащие от дальнейших допросов и каких-либо неприятностей, так как они все волнуются за свою судьбу ввиду моего отъезда сегодня вечером в Крым.

Он меня успокоил, сказав, что, по всей вероятности, полицейские власти ограничатся сделанным уже допросом. Со своей стороны, он обещал не допускать в нашем доме каких-либо обысков и не придавать значения городским слухам и сплетням.

Прощаясь со мной, министр на мой вопрос, могу ли я покинуть Петербург, ответил удовлетворительно. Провожая меня, он еще раз выразил сожаление, что из-за такого недоразумения у меня столько хлопот и неприятностей»[102].

Юсупов вспоминал, что Макаров не верил ни единому его слову, но между тем оказывал покровительство. И даже освободил от очевидной в таком случае подписки о невыезде.

А ожидавшим следователям Макаров объявил, едва появившись в дверях: «Все в порядке, князь Юсупов все объяснил, это была лишь собака. Спасибо, вы можете идти».

Да, это было похоже на правду – но только похоже, подтверждает проект всеподданнейший записки по III уголовному отделению: «Труп собаки, действительно, был найден на следующий день за дворцом со следами огнестрельной раны в сердце»[103].

Желая все выяснить окончательно, прокурор Петроградской судебной палаты Завадский все же нарушил пожелание министра юстиции «не спешить»: следователи Середа и Нандельштедт отдали найденную в снегу у Юсуповского дворца кровь на экспертизу. И не только эту! Они смогли снять с деревянных ступеней выхода из дворца несколько срезов с очевидными бурыми пятнами.

Позднее, 11 января 1917 года, удалось произвести и обыск в княжеском дворце, которому противился Юсупов. Вот что сообщает об этом прокурорское дело: «При осмотре указанного помещения ничего существенного для дела обнаружено не было. Однако следственною властью обращено внимание на имевшиеся на внутренней стороне упомянутой двери засохшие брызги, по-видимому, крови, в виде небольших, круглой формы, красно-бурых пятен, а также на свежую окраску простенков, между которыми помещается эта дверь. Для определения вещества означенных пятен последние были частью с двери соскоблены, частью же вырезаны вместе с деревом и приобщены к протоколу осмотра для химического анализа»[104].

Следователи оперативно получили и результаты. В прокурорском деле мы находим: «При обследовании места происшествия на ступеньках двери, ведущей из садика при доме № 92 в помещение молодого князя, а также на снегу по пути от этой двери к воротам на улицу были обнаружены следы. Лабораторными исследованиями последней установлено, что это кровь человека»[105].

Несколько часов спустя, когда была готова экспертиза, следователь Середа сообщил о ней прокурору, а Завадский позвонил министру Макарову.

«Тот выразил свое недоумение: „Как же можно узнать, что кровь именно человеческая, а не вообще какого-либо млекопитающего?“ – вспоминал Завадский. – А. А. Макаров не был ни следователем, ни товарищем прокурора, но прокурором суда состоял последовательно в Ревеле, в Нижнем Новгороде и Москве. Способ Уленгута, усовершенствованный Труфановым в Киеве, остался министру неизвестным, как открытый уже после его выбытия из рядов прокуратуры первой инстанции. Я рассказал вкратце про этот способ и неожиданно услышал в телефон вырвавшееся из глубины души восклицание министра:

– Вот неприятно, что такой способ открыт!»[106]

Юсупов, как и министр, еще не зная о последних успехах криминалистики, предпринимал разнообразные уловки, чтобы все же убедить следствие, что капли крови, ведущие в дом, принадлежат убитой собаке.

И с учетом того, что кровь человеческая, показания еще одного соучастника выглядят зловеще: «Допрошенный в качестве свидетеля денщик отца князя Юсупова Иван Нефедов показал… Найдя при входе в садик дома № 92 убитую собаку, он по приказу князя Юсупова снес ее в сад при доме № 94, причем труп собаки он пронес через маленькую одностворчатую дверь, ведущую из садика д. 92 в столовую и кабинет князя, и через столовую в коридор, а затем в сад дома № 94. В столовой в это время никого не было, так как гости все тогда уже разошлись»[107].

Подобного рода заявление уже имело для следствия концептуальный характер: Нефедов фактически рисовал дальнейшую эвакуацию тела жертвы из садика во дворец и дальнейший путь в главный сад усадьбы за дворцом.

Теперь оставалось найти тело жертвы.

1.

Пока министр юстиции Макаров медлил, министр внутренних дел Протопопов приступил к дознанию, которое дублировало действия прокуроров.

Парадокс заключается в том, что следователь Завадский уже через несколько месяцев встретится с Протопоповым, когда министр уже в качестве подсудимого будет отвечать на его вопросы во время работы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства.

И вот о чем Завадский его спросил:

«Тогда утверждали, что вы в Царском Селе настаивали на том, что это вопиющее преступление и что нужно параллельно производству судебного расследования вести и внутреннее дознание по Министерству Внутренних Дел, помимо судебного расследования»[108].