– Ну так это же ты все о пизде думаешь, вместо того, чтобы побыстрее закончить работу и свалить отсюда к чертовой бабушке! Все вы девки такие, ненадежные.

Как хорошо было видеть прежнего Марка! Я весело засмеялась и принялась за дело.

Валет пик

Ястреб нехотя признал, что он начинает привыкать.

К тому, что большую часть западного дворцового крыла отдали двум сумасшедшим гениям.

К тому, что эти гении оказались детьми.

И к тому, что они с каждым днем нравились ему все больше и больше.

Как-то незаметно вышло, что каждый день он приходил в лабораторию: сначала с инспекцией, потом формально, но только когда однажды ему вручили специально заваренный к его приходу кофе, он понял, что что он тут, потому что ему хорошо.

Поначалу они сторонились его: боялись и явно испытывали неприязнь. Всегда веселые и разговорчивые, оба замолкали, замыкались и работали в тишине, пока он не уходил, и первое время он явственно чувствовал молчаливый вздох облегчения, как только за ним закрывалась дверь. Их явное недружелюбие забавляло его, было таким свежим в удушливой вежливости двора, где каждый смотрел ему в рот и мечтал лизнуть задницу поглубже. Он не лез к ним с бесполезными советами и замечаниями, но искренне интересовался их работой и задавал вопросы, много правильных вопросов, и понемногу они втягивались в объяснения, увлеченно пытались найти аналогии, понятные непрофессионалу. В итоге постепенно лед тронулся, и теперь они уже яростно спорили и подкалывали друг друга, не стесняясь его присутствия.

Сейчас, зная их достаточно много времени, он удивлялся про себя, как могли они с Вороном решить, что ди Анджело был главным в этом тандеме. Было очевидно, что все идеи идут от Гатинэ, и именно она решает, как и над чем они будут работать. Осторожно расспрашивая их, он выяснил, что Марк – прирожденный торговец, и именно он когда-то придумал экономить материалы и трудовые затраты, клонируя готовый эликсир магическим путем. При этом сильно терялась интенсивность воздействия препарата: от получаса-двух до пятнадцати-двадцати минут, но и цена продукта существенно падала, позволяя расширить целевую аудиторию покупателей.

Он смотрел на них и видел себя пять лет назад: наглого, дерзкого, безрассудного, полного идей и сумасшедшего распиздяйства. Подмечал их помятые, но все равно юные лица после загульных выходных, слушал безумные истории, которые случаются с людьми только в молодости, мысленно улыбался бесконечным пикировкам, любовался слаженностью движений людей, между которыми давным-давно нет секретов.

– Впал в ностальгию? – только железная выдержка помогла ему не вздрогнуть от вкрадчивого голоса Ворона у себя над ухом.

Габирэль по своему обыкновению возник внезапно и из ниоткуда. Встав рядом с Каем, он кинул взгляд на двух друзей.

– Ты уже решил, когда трахнешь девчонку? Я же вижу, что ты ее хочешь.

Кай поморщился. Он любил Ворона, но его бесцеремонные замечания… Правдивые замечания.

– Я решил, что не буду этого делать.

– Да ну? Еще пара таких высказываний, и в следующий раз вместо виски я принесу тебе компот.

– Не следует мешать секс и работу.

– Ты не работаешь с ней. Ты – ее хозяин. Обязанность каждой девки давать своему начальнику, разве Колин не внес это еще в официальное законодательство?

– Мне просто нравится на них смотреть. Они такие … чистые. Я не хочу вставать между ними.

Ворон расхохотался так громко, что Шелена и Марк обернулись и посмотрели их в сторону. Согнувшись в три погибели, он помахал им, мол, не ваше дело, работайте дальше, а потом, все еще посмеиваясь, повернулся к Ястребу:

– Старик, ты правда решил, что эти двое – пара?

Принц не любил оказываться в чем-то не прав. Нахмурившись, он с вызовом посмотрел на Ворона, требуя объяснений.

Габирэль, однако, не обратил внимания на молнии, которые метал взглядом его высочество.

– Они только друзья. Парень – гей.

– Да ну. Уж в этом я разбираюсь.

– Ну, значит, ошибся. Давно не практиковался – ехидно добавил Ворон. – Уверяю тебя, парень – гей. Ну, может, би. Но они не спят вместе. Не веришь моим глазам – поверь моему нюху. Их запахи не смешаны.

– Ты уверен?

– Как то, что я – Ворон. И я тебе больше скажу…

Габирэль приблизился к уху принца и, понизив голос, добавил:

– Она – он кивнул в сторону Шелены – девственница.

– В двадцать лет? С ее характером? Не я у нас тут теряю сноровку.

– А ты спроси, – хмыкнул Ворон и, отвесив шутливый поклон, ушел, оставив после себя аромат полыни и новых вопросов.

– Ты когда-нибудь думал, как бы сложилось, не расстанься вы с Изабел?

Я сама не знала, почему у меня вдруг вырвался этот вопрос. Последние дни меня одолевала меланхолия, рассказ писался медленно, и я блуждала в своих мыслях одной ногой в прошлом, другой в мечтах.

Хавьер не удивился. Как будто мы вели этот разговор уже давно, он ответил неторопливо и вдумчиво.

– Думал. И пришел к тому, что мы бы все равно расстались, но случись это позже, нам обоим пришлось бы хуже.

– Почему?

– Не знаю. – он пожал плечами. – Мы с ней были разные.

– Мы тоже разные.

– Не так. Мы с тобой разные настолько, чтобы притягиваться друг к другу, и похожие, чтобы потом не разбежаться. Изабел, она… Она из другого мира, идет совсем иной орбитой. Видела бы ты ее лицо, когда я садился перед телевизором с бутылкой пива! Как будто ее аристократический нос учуял запах дерьма.

– Начинается! Можно подумать, мне нравится, когда ты тухнешь на диване с пивом!

– Не нравится. И ты заявляешь мне это со всей своей наглостью, бесцеремонно и безапелляционно. Но при этом, если у тебя подходящее настроение, ты вполне можешь взять бутылочку и себе, лечь мне под бок и составить компанию. Чувствуешь разницу?

– Кроме той, что, по твоим словам, Изабел выходит высокомерной сукой, а я истеричной? Ну, в общем да.

– Я знал, что ты поймешь.

– Я тоже тебя люблю.

– Видишь? Ты язвительная маленькая стерва и всегда держишь удар. С тобой я знаю: чтобы я не сказал – это будет воспринято правильно, и, если где-то я переборщил, ты не пойдешь гордо плакать и страдать в одиночестве, а предельно ясно и емко выскажешь все свои претензии в лицо.

– Мне как-то обидно. Что-то больше всего нарисованный тобой образ напоминает базарную хабалку с южной окраины Неаполя.

– Мне нравятся базарные хабалки. Они такие страстные.

– Ну нет бы сказать, что ты дорогая, это совсем не так!