— Ну, куда ты, это ж кипяток! — берёт стаканы, несёт в нашу комнату, ставит на стол и спрашивает: — А пить-то с чем будете?

— С каплями, — говорю, — Бабушка их в аптеке покупает.

Даша качает головой, морщится и уходит.

Мы пьём чай с каплями — очень вкусно! Тепло! Я смотрю на Анночку и думаю: наша Мама не умрёт НИКОГДА!

— Ты Москву вспоминаешь? — спрашивает меня Эллочка.

— Нет, — говорю, — не вспоминаю.

— Не вспоминаешь?! — Она так удивляется, что даже голову кривую не делает. — Тебе здесь хорошо? — спрашивает.

— Хорошо, — говорю. Эллочка опускает голову вниз — она всегда так думает, — потом поднимает и говорит:

— Ты, наверное, забыла наш дом, наши игрушки… столовую, ты просто забыла!

— Не забыла, совсем не забыла! — Я даже обиделась, потому что я уже большая, мне пять лет, и я всё помню.

— Ну, какие вот у нас игрушки… любимые? — Она так строго спрашивает, и глаза у неё совсем непонятные.

— У меня Барбос, — говорю, — у тебя Тигрёнок, у Анночки утёнок Тим, моя пушка, твой корабль, танк, наша Железная дорога, кубики, барабан… машина педальная…

— А ты вспоминаешь, — говорит она, — как мы играли, как пели, наши праздники — вспоминаешь? Вспоминаешь?! — У неё такие глаза непонятные, что я удивляюсь и вдруг вспоминаю то, что я иногда вспоминаю.

— Эллочка, — говорю, — я вспоминаю, что было в Москве один раз.

— Расскажи! — говорит она очень строго.

И я рассказываю:

— Приходит в нашу комнату Мамочка и говорит: «Нинуша, пойдём в столовую, я хочу познакомить тебя с…» — я сейчас не помню, как её зовут, и мы идём в столовую. В столовой сидят и на диване, и на креслах, я говорю всем: «Здравствуйте», я всех знаю, а одну женщину не знаю. Мамочка меня подводит к этой женщине и говорит: «Это моя средняя дочь Нина». — «Здравствуй, Ниночка, — говорит женщина и протягивает мне коробку с шоколадными конфетами. — Тут все конфеты очень вкусные — выбери, какая тебе больше нравится!» Я улыбаюсь этой женщине, смотрю на эту коробку и вдруг, я даже не знаю почему, говорю: «Спасибо… но мне не хочется!» Женщина очень удивилась и говорит: «Ниночка, здесь такие вкусные конфеты, и все с разной начинкой — одну съешь, не понравится — съешь другую!» — «Большое спасибо, — говорю опять, потому что уже сказать другое нельзя, — мне не хочется». Мамочка смотрит на меня, смеётся и говорит: «Ну, раз не хочется — иди, Нинуша, к себе, продолжай свои дела!» Я говорю «До свидания!» и ухожу в нашу комнату.

— Это всё?! — спрашивает Эллочка.

— Всё, — говорю.

— И вот это ты вспоминаешь?! — У неё стали такие тонкие глаза и такая кривая голова, что я понимаю: ей это очень не понравилось!

— Да, — говорю, — вот это я вспоминаю!

— Но ведь это полная ерунда и глупость! — Она вдруг как стукнет кулаком по столу — я даже вздрогнула. — У нас было столько всего интересного и замечательного, а ты вспоминаешь такую глупость!

— Нет! Это не глупость! Это очень важная вещь! — Я сержусь и тоже кричу.

— Надо быть полной дурой, чтобы вспоминать такую чепуху! — кричит Эллочка. — Да ещё называть это «важной вещью»! Ты можешь объяснить, почему ты это вспоминаешь? Можешь?

— Могу! — кричу я.

Эллочка смотрит в окно, потом говорит, а не кричит:

— Объясни!

— Мне дали шоколадные конфеты и сказали: «Выбери, что хочешь», — кричу, — а я, наверное, решила повоображать и конфету не взяла! А могла съесть… — объясняю я уже тише.

— Ну и что? — спрашивает Эллочка очень спокойно. — Почему это надо вспоминать?

— Потому что я себя ругаю — я могла съесть ШОКОЛАДНУЮ КОНФЕТУ, а может быть и две. — Я не понимаю, почему она меня не понимает. — Но я не съела! Я была дура, что отказалась и не съела ШОКОЛАДНУЮ КОНФЕТУ!

— Ты дура, что сейчас это вспоминаешь, — говорит Эллочка очень спокойно и садится за стол. — Сейчас это совсем ни при чём. Вот ты пришла тогда в детскую — ты жалела, что отказалась от конфеты?

— Нет, совсем не жалела, — говорю, — и даже о ней не вспоминала.

— Тогда зачем ты сейчас об этом вспоминаешь? — Эллочка говорит не просто спокойно, а даже смеётся. Я не люблю, когда надо мной смеются, подхожу к окну, смотрю на рельсы, на облака, у меня в груди ничего нет, и мне скучно. Я вдруг понимаю, что не смогу объяснить Эллочке, почему я это вспоминаю, почему я себя ругаю, когда вспоминаю, и почему это важно. Очень неприятно, когда ты не можешь объяснить, что ты думаешь!

Надоел мне этот горшок! Ужасно надоел — всё время разливается! Вчера вечером Анка сползала с сундука на животе и, конечно, попала в него ногой. Ей же не видно! Мамочка говорит:

— Девочки, ну что такое, каждый день одно и то же! Надо как-то поаккуратнее! — Снимает с Анночки мокрый носок, сажает её на сундук и уходит за тряпкой, чтобы письки вытереть.

Элка делает кривую голову и пожимает плечами. Я говорю ей:

— Она же маленькая! Маленькая!

Элка даже глаза закатила:

— Три года — ничего себе «маленькая»!

Тогда я говорю:

— Просто у нас комната маленькая!

Элка улыбается неправильной улыбкой и спрашивает:

— А почему мы с тобой никогда горшок не опрокидываем?

Сегодня я проснулась, спрыгиваю с сундука, ноги — в тапочки и писаю в горшок. И сразу вспоминаю, как он всё время разливается. Думаю: надо что-то придумать. И придумала! Я поставлю его сейчас совсем в другое место, где Анка никогда не слезает с сундука. Крепко его беру и переношу за угол сундука, где раньше Эллочка спала на корзинке и чемодане. Ставлю около корзинки — радуюсь, что я так хорошо придумала, и бегу умываться. Прихожу назад, вытираю лицо на ходу, кричу «Доброе утро!» — и вижу Анкину голову как раз в том месте, под которым я горшок поставила. Я кричу: «Ой-ой!», и тут Анка совсем сползла, конечно, прямо ногой в горшок, и кричит: «Ой-ой, почему он здесь?» И плачет. Я подбегаю, говорю:

— Не плачь, лезь на сундук!

Помогаю ей влезть, снимаю с неё оба носка, кладу их на батарею. Анка плачет и говорит:

— Я думала, слезу в другом месте и не разолью горшок!

— Это я его туда поставила, — говорю.

Анка смотрит картинки, а я думаю. Думаю одну мысль, она мне пришла в голову совсем недавно — и я её думаю! Мамочка говорит: «Сейчас война, и все должны работать «для фронта», вот наш Папа — «большой учёный» и всё время работает «для фронта», даже из-за этого не может с нами жить, а живёт в другом городе». Она сама работает «для фронта» на военном заводе и ходит туда семь километров пешком. Бабушка сказала, что это очень много! На Мамину работу иногда ходит трамвай, но «в него не сядешь». Мамочка очень ловкая, но у неё это очень редко получается, потому что на подножке висит очень много человек и надо «повиснуть раньше», и она ходит пешком. Бабушка стоит в очередях, готовит, стирает, купает нас, когда горячую воду дают, Эллочка занимается в музыкальной школе и помогает Бабушке «отоваривать карточки», Анночка ещё очень маленькая, а я большая и ничего не делаю! Получается, что я — бездельница! Мне это не нравится. Вообще, я люблю всегда что-нибудь делать, теперь я хочу сделать что-нибудь «взрослое». Я думала-думала и придумала! И закричала: