- Спасибо тебе.

- А мне за что? - Я подняла голову.

- За то, что поддалась. Поверила мне снова.

Я засмеялась:

- Ну, разве можно противостоять, когда вы ведете наступление сразу по всем фронтам? Вы завоевываете меня во второй раз, господин герцог.

Некоторое время мы стояли, обнявшись и глядя, как колышется среди каменных изваяний вересковое море. Слова были, казалось, не нужны, в близости Александра я черпала уверенность в себе и силу. Он вдруг встрепенулся:

- Хотите забаву, которую знают все бретонцы?

- Какую?

- Ну-ка, сосчитайте, сколько здесь камней. Считайте внимательно! Как я помню с детства, бретонские женихи и невесты по сосчитанному определяют, какая жизнь им предстоит.

Не совсем представляя себе, каким образом что-либо могут предсказать камни, я принялась считать. Начинала дважды, и каждый раз у меня получались разные результаты.

- И каковы подсчеты, сага?

- Сорок четыре… или сорок пять. Право, как-то сложно подсчитать!

- Все так говорят. У меня получилось сорок три.

- И что это значит? Надеюсь, предсказание не самое мрачное?

- Напротив. Очень даже оптимистичное. Полное единство цифр встречается редко. А когда новобрачные расходятся в подсчетах на один-два камня, это означает, что жизнь им предстоит хоть и не безоблачная, но долгая и в целом счастливая.

- О, если бы! - вырвалось у меня искренне. - Я согласна на любые трудности, только… только не на войну. Ах, Александр, ведь именно эта предстоящая война перечеркивает все мои надежды.

Он внимательно посмотрел на меня, вглядываясь в мое лицо. Филипп подбежал к нему, протягивая руки. Герцог подхватил малыша, усадил на плечо, и сказал негромко:

- Я хочу поговорить с вами о будущем серьезно. Есть некоторые вещи, которые вы должны знать.

Филипп сообщил, что очень хочет есть. Честно говоря, я тоже была сильно голодна. Эта беременность отличалась от прежних тем, что я часто чувствовала просто-таки волчий голод, и сейчас это чувство даже не позволило разыграться беспокойству, которое должно было бы возникнуть после слов герцога, - до того мне хотелось добраться, наконец, до морского берега, где мы собирались устроить пикник, и до наших многочисленных припасов.

- Пойдем, малыш, - сказала я. - У мамы есть для тебя блинчики и сочная куриная ножка, ты не будешь голоден, мой милый будущий кавалерист.

- А пилог? Пилог квин-аманн?

Я засмеялась - это было любимое лакомство Филиппа, приготовлением которого всегда лично руководила Элизабет, обожавшая мальчика.

- Ну, как же без него! Он выглядывает из корзинки, ожидая тебя. Но выйти ему будет позволено только после того, как ты пообедаешь.

- А сейчас?

- Нет, мой любимый, это не обсуждается.

…Океан кипел вокруг многочисленных островков, шумел, белым кружевом разбиваясь о берег. Бухту со всех сторон окружали утесы, по скалистым склонам которых карабкались бретонский дрок, серебристый мох и камнеломки. На самых вершинах ветер играл в зарослях гренландских маков. Далеко на западе цепь скал замыкали очертания полуразрушенного маяка, ранее служившего интересам королевской таможни. Над красотой угасающего осеннего дня пронзительно голубело небо, край которого уже начинал розоветь, - приближалось время заката и, стало быть, время ужина.

Кухарки Белых Лип, собиравшие нас в дорогу, превзошли сами себя, поскольку из корзин, привезенных в нашем обозе, шуаны извлекли и разложили на холстинах снедь на любой вкус. Накрытый на земле походный стол можно было бы сравнить с живописным полотном: начиненное чесноком жиго из ягненка, острые сыры, гречневые лепешки, пухлые пряные нантские сосисоны - андуйетты, зеленые и зрелые черные маслины, тушеные морские гребешки, сваренные с водорослями крабы. И, разумеется, изумительные бретонские сладости… Чуть поодаль Люк развел костер, подвесил котелок на огонь и принялся крупными кусками нарезать рыбу - было ясно, что ближе к ночи нас ждет сытный местный кортиад.

Девочки отнеслись к еде, как всегда, без интереса. Ели они плохо, не больше, чем котята, и даже атмосфера пикника не расположила их к трапезе: наскоро перекусив хлебом и сыром, они помчались строить из морской гальки подобия фреэльского маяка. Вскоре весь берег украсился каменными пирамидками в их исполнении… Что ж до Филиппа, то он сильно проголодался и ел с огромным аппетитом, правда, измазался при этом по самые уши. Забавно было смотреть, как он тянется замасленными ручками за все новыми и новыми ломтиками жареной курицы. Как хорошо, что он так ест, что он здоровенький и сильный для своего возраста! Позволив ему вдоволь насладиться самостоятельностью за ужином, я наконец усадила его к себе на колени и стала кормить сама, с нескрываемым наслаждением вдыхая очаровательный молочный запах кожи своего сынишки:

- Ну, вот, будем кушать вместе. Кусочек Филиппу - кусочек маме. Это - детке, а это - мне… Тебе вкусно, малыш?

Филипп кивал, но не давал сбить себя со следа и часто интересовался, как поживает его любимый пирог. Когда с курицей было покончено, я согласилась распаковать корзинку:

- А вот мы и до пирога доберемся. М-м, как же прекрасно пахнет эта сдоба!

Давно со мной не случалось такого приступа прожорливости: в любое другое время слоеный пирог «квин-аман», невероятно сладкий, буквально залитый сахаром, истекающий маслом, не вызвал бы у меня ничего, кроме содрогания. Однако сейчас я находила сытную и тяжелую бретонскую кухню просто превосходной, и поедала пирог наравне с Филиппом, получая истинное удовольствие от каждого кусочка. Ребенок ел, блаженно жмуря глазки; я вытерла ему салфеткой личико и, не выдержав, чмокнула по очереди в каждую щечку:

- Мое ты сокровище!

Александр, в полурасстегнутом камзоле, полулежа, наблюдал за этим апофеозом материнства и чревоугодия. Улыбка была у него на губах, но взгляд был внимательный, пристальный.

- Давно я не замечал, чтоб вы так ели, любимая, - наконец проронил он.

Я метнула на него быстрый взгляд поверх белокурой головки Филиппа.

- Вот как, боитесь, что я стану толстой, как торговка рыбой, и перестану вам нравиться?

- Нет. Я бы сказал, что я думаю, но…

Я отерла пальцы и, спустив мальчика с колен, посмотрела на мужа так же внимательно, как он глядел на меня. В его глазах читалась догадка, которую он, казалось, не решался высказать. Мною овладело озорство. Весь этот день, такой счастливый, очень расслабил меня, наполнил радостью до такого степени, что я, в конце концов, махнула рукой на свою конспирацию: пусть он догадается, пусть! Даже интересно, сможет ли муж догадаться сам, без всяких намеков со стороны жены? Если да, он просто потрясающий