— Какой отважный, — пробормотала она.

— Слишком светский, — кивнул, будто соглашаясь с ее определением, де Мулен.

Княжна непонимающе посмотрела на него.

— Он не станет посвящать свою жизнь служению Господу, — со вздохом пояснил старый рыцарь. — А жаль. Ордену нужны такие люди… Человек, отдающийся своим чувствам, не может не грешить… Он весь во власти суетного, сиюминутного…

Однако слова рыцаря выдавали не столько осуждение незнакомого ей Педро, сколько сожаление, что сам де Мулен не может быть столь же свободен и безогляден в своих чувствах.

Между тем на паруснике «Эфенди» заметили маленькое суденышко. Распоряжавшийся на его палубе мужчина в камзоле и красных шальварах и красной же феске что‑то сказал своим матросом, и его…

— Как, вы сказали, называется это судно? — спросила она у рыцаря, не в силах отвести глаз от подзорной трубы.

— Это галера, — любезно пояснил он. — Если ваш товарищ в схватке не погиб, то, возможно, он сейчас как раз сидит на веслах.

— Прикованный за ноги, — добавил вполголоса Жюстен, не отрывая взгляда от того, что сейчас происходило на море.

Между тем малое суденышко, приблизившееся к не слишком поворотливой, но огромной и многолюдной галере, что‑то сообщило большому собрату. Наверное, прокричали или еще как‑то чего‑то потребовали, но на палубе большого корабля вдруг началось веселье.

Матросы в ярких разноцветных нарядах подпрыгивали, и скалили рты, и махали руками, и хватались за животы. Соня так увлеклась странным зрелищем, что пропустила момент, когда Жюстен подтащил к пушкам ядра, а рыцарь Арно де Мулен поднес к запальнику горящий фитиль.

— Пли! — скомандовал он сам себе, и пушка выстрелила.

Ядро со свистом унеслось вперед, и совсем рядом с кормой «Эфенди» взметнулся огромный столб воды, большая часть которого плеснула на палубу, окатив стоявших на ней турок.

Веселье сразу стихло, сменившись растерянностью и даже испугом.

Зато веселились теперь на маленьком суденышке. Команды на «Хуаните» было немного. Соня видела всего четырех человек.

— Вот сорвиголова! — ругался между тем де Мулен, адресуясь к своему оруженосцу. — Ты говорил ему, чтобы не подходил близко к туркам?

— Говорил, — с досадой отозвался тот, — но разве Педро заставишь быть тихим и кротким?

— Хотя бы послушным, — покачал головой рыцарь. — Заряжай вторую пушку.

— Думаю, больше стрелять не понадобится, — отозвался Жюстен. — Кажется, наших пленников они решили отпустить.

Теперь Соня и сама это видела. «Хуанита» подошла почти вплотную к борту галеры, и вскоре по веревочному трапу стала спускаться женщина, держась за него одной рукой, — княжна узнала свою служанку, а немного погодя на трап ступил Шастейль, одетый в какие‑то грязные выгоревшие лохмотья. Надо же, а совсем недавно они думали, будто хуже и беднее одежды, которую напялили на него на «Святой Элизабет», не может быть.

Но притом — Соня видела это совершенно отчетливо — он опять прятал за пазуху бумаги, которые до того тщательно завернул, похоже, в чей‑то головной платок.

Галера стала осторожно отходить в сторону, а потом вдруг помчалась прочь на всех парусах, вызвав веселый смех теперь уже де Мулена и его соратника.

Он повернул к Соне довольное лицо:

— Ну и как вы находите наши действия, мадемуазель Софи?

— Блестящими, — искренне отозвалась Соня.

— Не так еще стары мальтийские рыцари. — Арно де Мулен потер руки. — Мне кажется, мы с Жюстеном заслужили по чарочке доброго вина в компании русской княжны и ее французских друзей. Ведь они французы, как я понял?

— Французы, — улыбнулась она.

— Грех говорить, но, не будь моя дорогая матушка дочерью купца, мне бы не досталось одно из беднейших командорств ордена и мы могли бы на радостях закатить такой пир… Однако не стоит жаловаться, не так ли, мой добрый друг? — Он положил руку на плечо Жюстена. — Тебя судьба обделила еще больше.

— Судьба наградила меня, — горячо откликнулся тот, — послав командиром благороднейшего человека на свете. Я счастлив вам служить.

Соня посмотрела на их растроганные лица, но все же сочла нужным спросить:

— Мы возвращаемся тем же путем?

— Нет, дорогая мадемуазель, мы пойдем по тропинке, которая ведет в ту скромную бухточку, где уже через несколько мгновений вы сможете прижать к груди своих дорогих друзей.

— Госпожа! — Мари упала на колени и обхватила Соню за ноги; княжна даже устыдилась такой экзальтации ее служанки — что могут подумать мсье де Мулен и Жюстен!

Причем у Мари до сих пор действовала только одна рука, а второй, точно палкой, она невольно ударяла Соню по коленям. Ну да, у нее же на руке до сих пор деревянные дощечки, к которым Жан прибинтовал ее сломанную руку.

Сам Жан Шастейль лишь молча смотрел на Соню, и на глазах его были слезы, которые он даже не пытался скрыть.

— Я так и думал, ваше сиятельство, что если кто и спасет нас, это будете только вы!

Он целовал ее руку с таким благоговением, как будто она была святой, снизошедшей к закоренелым грешникам.

Капитан суденышка с названием «Хуанита» помог освобожденным пленникам сойти со своего судна, о чем‑то пошептался с де Муленом — тот вложил в его руку небольшой мешочек со звонким содержимым, который тут же исчез в кармане кожаных штанов моряка.

— Обращайтесь ко мне, командор, если еще понадобится вам кого‑то вызволять, сделаю это с удовольствием. Не будь я Педро Абарка!

Он свистнул своим морякам, те засуетились на палубе, и едва их капитан ступил на борт «Хуаниты», как она тут же стала отходить от берега.

— Что с вами, Жан? — между тем пеняла Шастейлю Соня, с его помощью поднимая коленопреклоненную Мари. — Мы давно перешли на ты, как добрые приятели, а вы зовете меня «вашим сиятельством»? Если кого и надо благодарить, так это командора Арно де Мулена и его славного оруженосца Жюстена.

— Которые приглашают вас в дом как желанных гостей, — коротко поклонился старый рыцарь.

Жан Шастейль с сомнением оглядел свою одежду.

— В какой приличный дом могут принять человека, одетого подобным образом? — тяжко вздохнул он.

— Главное, что вы остались живы и здоровы и можете считать себя свободным человеком. А одежда… Вон у Жюстена в сундуках, как в хорошей бродячей труппе, найдется одежда на любой вкус и фасон, но приносит ли это ему какие доходы, дает столь желанный титул?

— Не скажите, мсье! — возразил тот. — Может, я судьбою был предназначен вовсе для другого. Например, бродить по дорогам и веселить сердца людей своим талантом…