которого Жермена наконец родила в 1509-м, прожил только несколько часов[93].

Как Фридрих III, так и Максимилиан упорно стремились включить в число габсбургских владений Венгрию, но все их переговоры с венгерским королем Матьяшем Корвином (1458–1490) о брачном союзе перечеркивались неспособностью Матьяша произвести законное потомство. Переговоры с преемником Матьяша Владиславом II Ягеллоном, который был также королем Чехии, оказались более плодотворными и закончились в 1515 г. двойной помолвкой: внуки Максимилиана Мария и Фердинанд обручились соответственно с детьми Владислава Людовиком и Анной. Церемонии официального бракосочетания состоялись в 1521 и 1522 гг. И вновь двойной брачный альянс нес в себе риск того, что Австрия отойдет дому Ягеллонов. Но вышло иначе, и в итоге сами Габсбурги поглотили Венгрию и Чехию[94].

Оба устроенных Максимилианом двойных брачных союза — с испанскими королями и с Ягеллонами — были чем-то вроде азартной игры. Как отмечал впоследствии Карл Гентский, к тому времени — император Карл V, брачная дипломатия ненадежна и опасна, поскольку нужное развитие событий невозможно гарантировать. Однако случилось так, что обе ставки Максимилиана сработали и его потомки стали повелителями не только Европы, но и всей планеты. Появившееся позже и ставшее расхожим в XVII в. речение гласило: «Где другие затевают войны, ты, счастливая Австрия, заключаешь браки»[95].

Можно смеяться над сумасбродными фантазиями Максимилиана, над его верхоглядством и напыщенным хвастовством. Но своими маневрами он достиг того, что аллегория из «Белого короля» стала для Габсбургов политической реальностью, в которой наследники Максимилиана правили солидной частью Европы, а через испанские связи — еще и обширными землями в Новом Свете. Через каких-то несколько десятилетий после смерти Максимилиана подданными Габсбургов стали даже «люди из дальнего Каликута» с гравюры «Триумфальной процессии». Если вспомнить те унижения, поражения и разделы, которые дом Габсбургов претерпевал предшествующие 200 лет, деяния Максимилиана выглядят особенно грандиозными, а его тщеславные фантазии — не такими уж беспочвенными. С помощью везения, брачных союзов и военной силы он превратил дом Габсбургов из второстепенной центральноевропейской династии в мощнейшую континентальную монархию, уступавшую только Франции. Под властью его внука и наследника на императорском троне Карла V Габсбурги сделают еще один шаг вперед и станут силой общемирового масштаба.

6

КАРЛ V: ПОВЕЛИТЕЛЬ МИРА

Максимилиан умер в 1519 г. Нам точно неизвестно отчего, поскольку врачи, лечившие его, находили у него все мыслимые недуги: разлитие желчи, колит или перитонит, камни, плеврит, дизентерию и т. д. (на самом деле наиболее вероятная причина смерти Максимилиана — сифилис). Похоронили императора между тем не в помпезной гробнице, которую он велел соорудить в Инсбруке, а в часовне Святого Георгия в Винер-Нойштадте, в простом мраморном саркофаге, который заодно служил и алтарем. Император положен там как кающийся грешник, и согласно протоколу, который он сам составил, его тело перед погребением высекли, голову обрили, а зубы выбили. Даже в смерти Максимилиан не утратил навыка совершать эффектные жесты[96].

За несколько лет до кончины Максимилиан заказал художнику Бернхарду Штригелю семейный портрет, изображающий императора с его первой женой, сыном и внуками. Это самый знаменитый портрет такого типа в истории Габсбургов, но изображенное там — чистейший вымысел. Максимилиан представлен мужчиной в расцвете сил, хотя в дни, когда писался портрет, император был уже настолько болен, что всюду возил с собой заранее заготовленный гроб. Его лицо, на портрете гладко выбритое, обрамляла жидкая седая борода. Жена и сын, изображенные рядом с ним, давно покинули этот мир — собственно, взгляд Марии Бургундской возведен к небесам именно потому, что ее уже нет в живых. Более того, трое детей с портрета никогда в жизни не встречались, потому что Фердинанд, на картине прижимающийся к руке деда, рос в Испании, а Карл Гентский, сидящий рядом, — в Нидерландах. Третий ребенок, со светлыми локонами, — это, строго говоря, даже не Габсбург, а король из рода Ягеллонов, Людовик II Венгерский, связанный теперь с Габсбургами брачными узами благодаря двойной помолвке 1515 г. Оставшись сиротой после случившейся спустя год смерти отца, короля Владислава, Людовик согласился, чтобы Максимилиан стал одним из его опекунов — потому он и присутствует на портрете.

К Карлу Гентскому, будущему императору Карлу V, кисть Штригеля была очень милосердна: когда писался портрет, челюсти Карла были так сильно деформированы, что верхняя совсем не совпадала с нижней, а несчастный случай с каретой уже практически лишил его передних зубов (предположительно, с тех пор Карл носил вставные зубы, так же как позже был вынужден прибегать к очкам). Из-за увеличенных аденоидов у Карла все время был приоткрыт рот. Какой-то бестактный испанский придворный позже посоветовал Карлу остерегаться, как бы у него во глотке не завелись насекомые, ведь кастильские мясные мухи знамениты своей наглостью. Не щадили Карла и историки, описывавшие его как посредственного и бездарного правителя, живой пережиток Средневековья. «Не очень интересный» — такое безжалостное определение дал Карлу V шотландский философ XVIII в. Дэвид Юм. А поскольку депрессия обычно не вызывает особого сочувствия, душевная болезнь, настигшая Карла в середине 1550-х гг., и его последующее отречение, воспринимались как образцовый пример жизненного краха[97].

Во владение испанскими землями молодой король вступил в 1516 г., после смерти своего деда по матери Фердинанда Арагонского. Эти земли включали в себя Сицилию, южную часть Италии и Сардинию, к которым между 1510 и 1520 гг. добавились анклавы на побережье Северной Африки, часть которых и поныне принадлежит Испании, а позже еще и Тунис. Также в годы правления Карла Испания приобрела обширные колонии в Новом Свете: после 1519 г. испанской стала Мексика; после 1529-го — империя инков с центром в Перу; а в конце 1530-х гг. — земли, известные нам как Чили. В 1521 г. мореплаватель Фернан Магеллан объявил испанскими далекие острова в Тихом океане, которые позже получили название Филиппины — в честь сына Карла V короля Филиппа II. В глазах современников владение такими колоссальными территориями делало Карла «владыкой всего света» или, как выражался завоеватель Мексики Эрнан Кортес, «королем королей» и «вселенским монархом». А для его мексиканских подданных Карл был еще и «повелителем землетрясений»: они считали, что власть испанского монарха распространяется и на гигантских подземных броненосцев, которые вызывают дрожь земли, роя свои норы[98].

Вскоре после первого визита Карла в Испанию (1517) там вспыхнул направленный против него мятеж, спровоцированный главным образом алчностью его разряженных фламандских придворных, принявшихся опустошать испанскую казну. Мятеж подавили, но Карл извлек из этой истории урок. С тех пор и в Испании, и в остальных своих владениях он