Поэтому он не стал вручать курфюрсту указ, осуждающий Лютера, тем самым дав понять, что тот волен защищать реформатора от преследований и наказания, как Фридрих, конечно же, и поступил[104].

После рейхстага Карл вернулся в Испанию. Наместником в Священной Римской империи он назначил своего брата Фердинанда, одновременно передав ему австрийские владения Габсбургов. Фердинанд, однако, не смог остановить распространение вдохновленной Лютером Реформации. И хотя пройдет еще несколько десятков лет, прежде чем большинство князей и вельмож империи решительно выберут протестантизм, многие сразу заняли примирительную позицию, не желая оскорблять своих вассалов или портить отношения с городами, где новое учение нашло своих первых адептов. Быстро распространялись и более радикальные формы нового вероисповедания. Часто сочетавшиеся с эсхатологическими пророчествами, эти учения несли в себе зерна социальной революции, сыграв роль в подготовке масштабного народного восстания в Германии, известного как Крестьянская война (1525). Тем временем рубежи империи атаковали турки-османы, усилившиеся настолько, что осенью 1529 г. они даже на короткое время осадили Вену. Почти 10 лет Фердинанду приходилось противостоять всем этим бедам в одиночку.

Карл тем временем женился на слабой здоровьем, но прекрасной Изабелле Португальской. Изначально этот союз был заключен по дипломатическим соображениям, и пара впервые встретилась только в день венчания. Но Карл вскоре полюбил Изабеллу и доверился ей настолько, что в периоды своего отсутствия в Испании назначал ее своим регентом. Изабелла успела родить Карлу пятерых детей, но в 1539 г. умерла после выкидыша. Впоследствии Карл достаточно оправился, чтобы жить с любовницами, но оплакивать свою Изабеллу так и не перестал: заказал Тициану ее посмертный портрет и часто приказывал музыкантам играть в ее память грустную французскую песню «Тысяча сожалений» («Mille Regretz»).

В 1529 г. Карл покинул Испанию и Изабеллу, отправившись из Барселоны через Геную в Священную Римскую империю. Всего за два года до этого его войска нанесли поражение коалиции папы и французского короля, разграбив заодно Рим. Карл не одобрял жестокость своих солдат, но извлек из нее политическую выгоду: папе Клименту VII, который оказался практически пленником Карла, пришлось согласиться короновать его в императоры. Однако по настойчивой просьбе Фердинанда Карл, чтобы сократить путь, короновался не в Риме, а в Болонье. Коронация, состоявшаяся в феврале 1530 г., сопровождалась народными гуляниями и торжественными процессиями под триумфальными арками, которые были сделаны из дерева и гипса, но выглядели точно гранитные и мраморные. На них были изображены все римские императоры, а также земной и небесный глобусы. Карла чествовали как нового Августа, чье правление положит начало золотому веку, предсказанному Вергилием в «Энеиде». Фигура Нептуна в сопровождении тритонов, сирен и морских коньков напоминала, что Карл постоянно расширял свои заморские владения и правил океанами[105].

Все предшественники Карла V нагромождали разные образы имперского предназначения, смешивая без разбора античные аллюзии, генеалогические фантазии и личные достижения. Советники нового императора пополнили этот инструментарий приемов, добавив к нему позаимствованные у Данте и Эразма Роттердамского идеи мира между всеми христианами, содружества христианских народов и планетарной монархии, во главе которой стоит единый государь. Испанский гуманист Альфонсо де Вальдес, один из самых доверенных приближенных Карла, восторженно писал:

Вся Земля придет под власть нашего христианнейшего монарха и примет нашу веру. Так исполнятся слова нашего Спасителя: «Будет одно стадо и один пастырь».

Далее он советовал Карлу развивать науки и облачиться в мантию правителя-мудреца, чтобы стать новым Соломоном[106].

Другие рекомендовали Карлу, как «повелителю мира», обратить взгляд на Иерусалим — восстановить его святые места и обеспечить ему судьбу, «предначертанную Богом, предсказанную пророками, проповеданную апостолами и подтвержденную самим Спасителем, его рождением, жизнью и смертью». Смешивая средневековые пророчества, новозаветную теологию и итальянскую теорию права, канцлер Карла Меркурино ди Гаттинара воображал своего господина добрым «управителем мира», под чьей благодетельной властью, как прежде, процветают местные князья, вольности и обычаи. Свою концепцию Гаттинара украсил затейливыми аллегориями, предсказав «ослиные гнезда», «колоссальных жрецов» и царя пчел со «змеящимися членами», которым Карл будет противостоять как «новый Давид, явившийся восстановить алтарь Сиона». Гуманист Эразм Роттердамский особо рекомендовал Карлу установить «принципы управления по образцу Предвечной Власти»[107].

В юности учителем Карла был выдающийся гуманист Адриан Утрехтский, будущий папа Адриан VI. Но Карл не отличался прилежанием и составлению изящных текстов на латыни предпочитал чтение куртуазных романов. В зрелые годы он презирал высокие размышления, аллегорические конструкции и теории правления. Сколько бы ни разглагольствовали его приближенные, сам Карл исповедовал крайне практичный подход к миссии императора. Он признавал, что его происхождение и предки налагали на него определенные обязанности, среди которых наиважнейшей было поддержание католической веры и принесение в мир Божьей благодати. По-видимому, первой речью, которую Карл написал собственноручно (по-французски), было его осуждение Лютера, зачитанное на рейхстаге в Вормсе в 1521 г. В этом тексте Карл упоминает своих немецких, австрийских, испанских и бургундских предшественников, которые, по его словам, все без исключения «оставались на протяжении всей жизни верными детьми Римской церкви… неизменными защитниками католической веры, ее священных обрядов, декретов и установлений, ее святых таинств… постоянно пеклись о насаждении веры и спасении душ». Далее Карл пояснял, что как «верный последователь этих… предков», он может быть только безжалостным гонителем ереси[108].

Помимо наследия предков, определенные обязанности накладывал на Карла и планетарный масштаб его владений. Он разделял идею, что великий христианский монарх должен поддерживать «мир среди христиан», но и к ней подходил практически. Карл считал, что понудит правителей к добрососедству, связав все монаршие дома узами брака. Так, он выдал свою сестру за французского короля Франциска I, а сына Филиппа женил сначала на португальской принцессе, а затем на английской королеве, после чего союз с Португалией скрепила другая сестра Карла. В надежде покрепче привязать к дому Габсбургов Апеннинский полуостров он выдал нескольких племянниц за итальянских герцогов. К концу царствования Карла V плотная сеть брачных связей Габсбургов протянулась от Скандинавии и Польши через Англию и Баварию до Средиземноморья. Это была династическая политика, преследовавшая цель «переупорядочивания мира» в интересах добрососедства, а не ставка на биологическое выживание, как у других монархов, например у его собственного деда. Когда, вопреки надеждам Карла, установить таким способом мир с Францией не удалось, он попытался прибегнуть к еще более прямолинейному образу действий, но французский король отклонил вызов на личный поединок[109].

«Мир между христианами» не предполагал мира по всей земле. Сплочение истинно верующих мыслилось как подготовка к религиозной войне, к сокрушению Османской империи и освобождению Константинополя и Иерусалима, «отданных в руки неверных в наказание за наши