Что-то с ней сегодня случилось, не иначе, медведь в лесу умер…

Но Вета этого даже не заметила, просто кивнула мужу и свекрови и села за стол.

Сегодня на ужин были голубцы с мясом. Свекровь стряпала всегда много и очень жирно. Готовила она неважно, но голубцы, одно из немногих блюд, выходили у нее вполне приличные. Голубцов она наделала штук тридцать, тушила их в острой томатной подливе. Вдохнув ароматный пар из огромной гусятницы, Вета вдруг почувствовала, что жутко проголодалась. На работе снова она пила жидкий остывший чай с черствой булочкой, некогда было сбегать в бистро на углу. И вообще в последнее время она нервничает, бегает, суетится. Одна, с позволения сказать, беседа с этой стервой Дианой отняла у нее лет пять жизни! А потом еще эта кража. И смерть Мефодьевны. Как жалко старуху…

– Ветка, что с тобой? – услышала она голос мужа, пробившийся как сквозь вату. – Тебе плохо?

– Нормально, – сказала Вета, проглотив комок в горле. – Мы ужинать будем сегодня?

И снова свекровь ничего не сказала на такое провокационное замечание.

– Несу-несу! – заторопилась она, крутясь возле плиты. – Кушайте на здоровье, дорогие! Вета, тебе побольше, ты что-то с лица в последнее время спала…

Голубцы и правда были очень вкусные. Вета ела молча, не участвуя в общем разговоре. Свекровь расспрашивала сына о работе, он рассказывал смешные случаи про своих учеников, она пересказывала какой-то телесериал и сетовала на дороговизну продуктов. Все было как обычно, только Вета молчала.

К чаю свекровь подала домашнюю ватрушку.

– О! – удивился ее сын. – С чего это?

– Так просто, захотелось вас побаловать… – свекровь сделала вид, что смутилась.

И снова Вета ничего не заметила, съела большой кусок очень сдобной ватрушки и пошла к себе.

Не закрывая дверь, она прислушалась. Муж в комнате свекрови смотрел новости по телевизору, свекровь на кухне гремела посудой. Вета плотно прикрыла дверь и достала из ящика стола тетрадь в потертом кожаном переплете.

Положила ее на колени и задумалась. Что она делает? Зачем она возится с этими старыми документами? Теперь она никогда не узнает, для чего профессор Сперанский хранил эту тетрадь. И для чего завещал ее Вете. Что она должна с ней сделать? И еще этот листок с непонятными, бессмысленными словами. Нет, то есть слова-то как раз понятны, просто вместе они никак не сочетаются.

«Поелику колесницы некоторым обывателям кормление не обессудьте…»

Чушь какая-то! Вета пролистнула страницы и начала читать с того места, где остановилась в прошлый раз.

Тверской купец Тит Варсонофьев забрался в такие дальние места, о каких ему прежде и слышать не доводилось. До самых киргиз-кайсаков дошел, побывал в кочевьях Малой Орды киргизской.

И там люди живут, и там торговать можно. Выменял Варсонофьев китайского шелку, джунгарского золота, клинков дамасских, каменьев самоцветных из далекой Индии и теперь возвращался с богатым караваном к Каспийскому морю, чтобы водою добраться до Астрахани.

С вечера переждали они песчаную бурю, а как рассвело, отправились дальше на заход солнца.

Около полудня казак из караванной охраны увидал слева от их пути какие-то холмики в песке, и Тит, от природы своей любопытный, вместе с тем казаком поехал глянуть, что там такое.

Вчерашняя буря нанесла песку, изменила лицо пустыни, однако из-под песка кое-где виднелась то яркая верблюжья сбруя, то калмыцкая шапка с красной кистью, а в одном месте казак подобрал дорогую персидскую саблю.

Варсонофьев спешился, походил вокруг.

По-всему, незадолго до бури была здесь жаркая схватка. Калмыцкая шайка налетела на богатый торговый караван, изрубила охрану, да не успела уйти: застала калмыков страшная буря, и похоронил песок всех до одного.

Жутко стало Варсонофьеву, хотел он поскорее уйти с этого смертного места, как вдруг послышался ему из-за песчаного холма вроде как детский голос. Тит обошел холм и увидел сидящего прямо на земле ребенка лет пяти в расшитом золотом халате.

Лицо у ребенка круглое, как полная луна в августе, гладкое, спокойное, как будто не в пустыне он, а дома у мамки. Глаза ясные, голубые, как полевые васильки. На коленях у него – небольшой мешок из мягкой сафьяновой кожи, держит он его бережно, как будто там икона или другая какая святыня.

– Как же ты уцелел тут, малец? – проговорил Тит, наклонившись над дитятей. – Как же тебя разбойники помиловали, как же летучий песок не засыпал?

Ничего не ответил ребенок, только глянул на Тита Варсонофьева васильковыми своими глазами.

– Пойдем со мной. – Тит подхватил одной рукой мальца, понес его к своей лошади. Тот ни слова не сказал, смотрел все так же спокойно, так же безмятежно.

– Видать, от страху разума лишился, – проговорил Тит, подсадив ребенка в седло.

Казак посмотрел удивленно, покачал головой:

– Зря ты его взял, Тит Прохорыч…

– Не оставлять же малое дитя на верную смерть! – нахмурился Варсонофьев. – Богородица не велит! Это же душа живая…

– Твоя воля, Тит Прохорыч, а только не знаю, есть ли в нем душа! Сказывали старики, в этих местах шайтан хозяйничает, так не его ли это шутки…

– Будет болтать! – приструнил казака купец и направил лошадь к каравану.

По дороге, из любопытства, развязал сафьяновый мешок, который бережно прижимал к себе его найденыш.

Тот сперва замычал недовольно, но потом смирился и смотрел все с той же безмятежностью. А Варсонофьев в изумлении разглядывал диковину: чудный град, из слоновой кости точенный. Богатые дворцы и красивые дома карабкались по склонам холма среди тенистых садов и радостных цветников, а на самом верху красовалась невиданная, удивительная церковь – восьмиугольная, с круглым легким куполом…

– Беловодье! – проговорил, неслышно подъехав к нему, казак.

– Что ты говоришь? – переспросил Тит. – Какое еще Беловодье?

Казак сперва ничего не ответил, только нахмурился. Но после не удержался и проговорил тихим, мечтательным голосом, какого не ждал от него Варсонофьев:

– Беловодье, Тит Прохорыч, – это праведная земля, где живут простые люди в любви и полной справедливости. Правит там праведный царь Иоанн и решает все по правде. Нету там ни голодных, ни сирых, ни убогих…

– И где ж такая земля? – недоверчиво спросил купец.

– Далеко, Тит Прохорыч! За Окиян-морем, за Громовыми горами, за Индейским царством…

– Ерунду говоришь! – насупился Варсонофьев. – Я уж где только не бывал, а ничего похожего на твое Беловодье не видел.