– Нет, дорогая, не закрывай глаза. Смотри на меня. Я хочу видеть твою душу.

И я смотрю, впитывая каждый жест, каждое движение, записывая все на подкорку сознания, чтобы вспоминать потом холодными ночами в пустой постели. Ведь, несмотря на то, что мы здесь и сейчас, его жена и дочь никуда не исчезнут. Но в этот раз я не буду о них думать. Сегодня я эгоистично хочу быть счастливой. Пусть это ощущение счастья будет обманчиво и мимолетно. Это мое лекарство.

– Откуда это? – неожиданно спрашивает Воскресенский, и я слежу за его взглядом, опуская глаза, и мы смотрим на мой аккуратный шрам внизу живота.

– Это… – коротко отвечаю, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. – Моя самая большая ошибка в прошлом, – то ли Марк остался удовлетворен моим ответом, то ли ему неинтересно, но больше к шраму после кесарева мы не возвращались.

Воскресенский медленно расстегивает ремень и складывает его вдвое, подходя ко мне почти вплотную. В нос ударил такой знакомый запах парфюма и родного мужского тела, что я едва не расплакалась от переполняющих меня чувств.

Мужчина дышит мне в губы, но не целует, вместо этого, едва касаясь, ведет по бедру ремнем, переходя на живот и касаясь чувствительной груди и возбужденных сосков.

– Скажи, Катя, – шепчет Марк, щекоча дыханием мое ухо, – скажи, что ты тоже чувствуешь это…Что я тоже нужен тебе, как и ты мне. Как воздух…Что то, что происходит между нами, это по-настоящему…

– Дааа, Маааарк, – стону в ответ, прикрыв глаза и слегка откинув голову назад.

Но Марк не целует меня, как бы мне того хотелось, а продолжает дорожку, проложенную ремнем.

– Зачем это? – спрашиваю, обжигаясь об его темный взгляд и предчувствуя горячее и грубое продолжение.

– А это, Катя, твое сладкое наказание…Руки за спину и повернись, – неожиданно жестко приказывает, отходя на шаг назад.

Кажется, на этот раз у меня нет шанса избежать пытки…А надо ли?..

Несмотря на зашкаливающее возбуждение, что разгуливает по моему телу, молча рассматриваю Марка, в нерешительности размышляя, стоит ли настолько прыгать в омут головой? Что, если мне там не понравится? Или понравится настолько, что не захочется выходить? Но ведь это единоразовая акция…Другого шанса у нас не будет, потому что буквально через пару дней нас будут разделять тысячи километров…

– Доверься мне, Катя. Просто доверься. И нам обоим будет хорошо…

А я смотрю на мужчину и понимаю, что, если бы мы тогда, четыре года назад доверились друг другу и просто поговорили… Трясу головой, отгоняя мысли. Прошлого нет. Нас больше нет. И не будет никогда. Есть сексуально голодные мужчина и женщина в чужой стране, у которых совпадают темпераменты и желания здесь и сейчас.

Я медленно поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, завожу руки назад, сцепляя их в замок.

– Ты не пожалеешь, – произнес Марк мне на ухо, прикусив мочку. Как знать, как знать…четыре года назад я думала также.

Я ощутила, как мои запястья стянуло ремнем. Несильно, но сама распутаться не смогу. Этот момент меня напряг, и, видно это как-то отразилось на мне, потому что Марк тут же отозвался:

– Не бойся, тебе понравится. Я не сделаю ничего, что ты не приемлешь.

– Ты больной, – сдавленно отвечаю я, переступая с ноги на ногу от возбуждения.

– Да, Катя. Я болею тобой вот уже четыре года. А ты сбежала, не дав мне ничего объяснить…

Я хотела ответить, что ведь просила его о том же самом, не просто просила, а умоляла…Но именно в этот момент на мои глаза ложится повязка и свет меркнет.

– Что это? Марк? Мне это не нравится, – и это действительно так: мало того, что я беспомощна, так еще и ничего не вижу.

– Тссс, Катя, успокойся. Когда ты ничего не видишь, то ощущения обостряются.

Боже, зачем я соглашаюсь вообще на это?! Почему не скажу, что мне это не нравится и не уйду? Потому что это вранье. Потому что тоже отчаянно хочу запомнить сегодняшний день.

Я стояла в напряжении, ожидая дальнейших действий от Марка, но прошла минута, вторая, третья, и ничего не происходило. И ожидание, черт возьми, возбуждало не хуже прикосновений! Я уже была готова гореть и умолять, чтобы Марк коснулся меня.

Неожиданно он прикасается к основанию шеи и медленно ведет по позвоночнику вниз, пересчитывая позвонки, вызывая табун мурашек. Ощущения были настолько яркими и вкусными, что я не смогла сдержать стона.

– Такая чувственная, отзывчивая…Ты потрясающая, Катя…

– Марк…– шепчу я, сама не зная, о чем прошу.

Неожиданно мою правую ягодицу обжигает звонкий шлепок, настолько сильный, что я вскрикиваю.

– Сдурел?!

– Это наказание. За флирт. А это, – еще один заставляет едва не подпрыгнуть на месте, – за нервотрепку. Этот, – снова обжигающий шлепок, после которого Марк все же невесомо поглаживает место удара, – за слишком сексуальный вид, который не должен быть предназначен кому-либо, кроме меня!

Контраст ударов и нежных прикосновений к разгоряченной коже вызывали во мне смесь эмоций, которые я не испытывала до этого момента, и понятия не имела, чего хочу больше: чтобы Марк продолжил или остановился. После пятого шлепка я поняла, что не чувствую боли, только дикое возбуждение, что требует выхода.

– Маааарк, – молю его, вертя головой из стороны в сторону, до крови закусывая губу, – пожалуйста…

– Чего ты хочешь, Катя?

– Я…не знаю…Пожалуйста, сделай что-нибудь…

– Нееет, так не пойдет, моя дорогая, – тоном змея искусителя тянет этот паршивец. Но ничего, только развяжи мне руки, уж я доберусь до тебя, альфа-самец! – Я хочу услышать четкое желание. И я тут же его исполню.

Мои чувства обострены до предела, желание получить разрядку становится нестерпимым, и я начинаю извиваться, стараясь выпутать руки, чтобы, наплевав на приличия и наличие мужчины поблизости, дать себе возможность ощутить желанное удовольствие.

– Катя, – приказным тоном чеканит Марк. По его хриплым ноткам, тяжелому и прерывистому дыханию я понимаю, что он возбужден не меньше моего и тоже находится на грани, но сдерживается, продляя нашу общую агонию. – Одно слово. Этого достаточно.

Я стону в голос, выгибаясь, выставляя свою грудь, что так жаждет прикосновений его умелого и дерзкого языка, но не могу сказать ни слова, потому что все, о чем я могу сейчас думать – как получить оргазм.

– Катя!

– Вы**и меня, мать твою! – кричу я, чуть не срывая горло. В глазах слезы от обиды и неудовлетворенного желания, сил стоять уже нет, и я начинаю оседать прямо на пол. Но сильные руки не дают мне упасть, крепко прижав к сильной груди, и я чувствую, как быстро колотится сердце Марка.

– С удовольствием, – довольно тянет Воскресенский и ставит меня коленями на кровать.