– Неужели превышение кредита? – поинтересовался аббат.

– А как же?! И еще у тебя долг перед Мон Блан. Ты забыл про условия кредита на владение недвижимостью, поставленные государством? Знаешь ли, тебе не предоставляли финансовой неприкосновенности! В соседнем графстве добрая треть крестьян выплачивает налоги! А как насчет твоих крестьян? Помни, ты не получаешь никакой поддержки от церкви! Когда я согласился взять на себя ответственность за твои финансы, то предполагал, что ты будешь действовать разумно. А сельское хозяйство! Я показал тебе рациональную схему использования близлежащих земель. Но ты проигнорировал меня! Я предложил тебе программу «Три Л» – лес, лен и лоза. Ты же только рассмеялся и сказал, что единственное «Л», на которое ты готов, это liason.[37]Неужели не понимаешь, что на твоих полях пышно растут только сорняки?

– Да, ты прав, мое пребывание в Турне совсем не принесло дохода. Если ты, конечно, считаешь доходом одни деньги.

– Не только я! А какой еще бывает доход? – Счетовод обиделся на такое пренебрежительное отношение к дорогому ему понятию, – Единственное, что ты посадил, – это твой сад, будь он проклят! У меня тут счет на прививки для груш, которые ты заказал в Англии, – семьдесят фунтов! И только три из привитых деревьев выжили. Таким образом, у тебя осталось, если верить Кляйнхоффу, двенадцать груш!

– Ну все, хватит ныть! Ты считай свои доходы. Я буду считать свои. Мои цели сильно отличаются от твоих. Да ты даже не пробовал ни разу этих груш! Они стоят каждого заплаченного цента! Ты хочешь поставить ценники на красоту, да при этом еще и не прогадать! Однако ты не сможешь! Как не смеешь и смеяться над грушей, выращенной посвятившим себя делу садовником, который лелеял каждое дерево, удобрял, согревал, защищал от тли, ос и улиток – все для того, чтобы украшать наш стол и продвигать ботанику! Так что считай свои лес-лен-лозу, а я буду считать мои груши.

– Ха, грушами сыт не будешь! Ты должен увеличивать свои доходы. Кажется, ты пригласил мальчика, чтобы тот делал Часы. Не вижу ни одних! Почему?

– Мы приступим к этой работе, когда подойдет время.

– Это что, игра слов? Если да, то сейчас не время для подобных выходок. У тебя нет выбора – твой ученик должен приступать к работе прямо сейчас, если хочешь рассчитаться с кредиторами. И еще… Мне неприятно это говорить, но я воспользуюсь своими возможностями, чтобы вернуть деньги тем, кому они принадлежат.

– Хватит!!! – заорал аббат. – Я сделаю Часы! Можешь идти! Можешь идти к… – Он не закончил фразу, но пункт назначения и так был понятен.

Аббат порвал страницу из журнала по экспериментальной философии на кусочки и произнес:

– Тест позволит нам определить, насколько ты продвинулся в изучении Правила Вещи. А ведь ты продвинулся?

Клод кивнул, так как полагал, что действительно добился некоторых успехов. Когда мальчику сообщили, что Правило Вещи придумали арабы, позаимствовав идею у персов, а те, в свою очередь, у индийцев (информация оказалась не слишком точной), он с горячим рвением взялся за его изучение. Борясь с замысловатыми формулами, Клод вспоминал о своем отце и мифах, не слишком связанных с алгеброй.

Аббат вручил листок бумаги Клоду – тот уже сидел наготове, обхватив пальцами мягкий карандаш (шерионский, кстати), и с нетерпением ждал начала теста. Оже начал с простенькой задачки и постепенно начал задавать все более трудные. Мальчик считал и отвечал, снова считал и снова отвечал, прилежно рассказывая каждое правило, которым пользовался. Когда аббат решил, что разум Клода стал достаточно гибким, он задал ему вопрос, раскрывающий тайную природу Часов.

– Если помножить длину моей крайней плоти на три четверти длины моего мужского достоинства, то в результате мы получим полную длину. Далее, если моя крайняя плоть составляет одну двенадцатую всей длины полового члена, можешь ли ты сказать мне, какова эта длина в дюймах?

Чтобы немного успокоить Клода, аббат добавил:

– Подсказка: воспользуйся третьим, вторым и седьмым правилами.

Но смущение ученика носило далеко не алгебраический характер. Сам вопрос был похабным, и подобные фривольные шуточки часто проскальзывали в речи аббата.

– Ну вот, ты хмуришься, – сказал аббат, когда увидел, что Клод закончил считать.

– Кажется, я сделал ошибку.

– Почему ты так думаешь?

– По моим подсчетам выходит, что длина… шестнадцать дюймов.

– Так и должно быть. В смысле расчет правильный. – Аббат хихикнул. – Ты удивлен?

Клод старательно подбирал слова, пытаясь достойно ответить, будто вопрос графа был теннисным мячиком, запущенным теннисистом в большом зале поместья.

– Господин, я скорее удивился результату, а не тому, что послужило причиной вопроса.

– Достойный ответ. Даже лучше, чем само решение. – Аббат отразил подачу, дважды махнув рукой. – Идем со мной.

Пока они шли, нервозность Оже передалась и мальчику Клод понимал, что вот-вот столкнется с еще одной неизвестной переменной в жизни аббата.

– Я собираюсь показать тебе «Часы любви», – сказал аббат, указав на ящик, стоявший на столе. Он открыл его – там оказался еще один ящичек, потом еще и еще. Пока ящички все уменьшались в размерах, интерес Клода рос, и к тому времени, когда аббат держал в руках последний, резного дерева, мальчик смотрел на него во все глаза.

– Ты занимался эмалированием в течение некоторого времени и показал отличные результаты, хотя иногда страдал отсутствием энтузиазма. Да-да, я заметил это. Но с этого дня твоя задача усложнится. Больше никаких странных картин, придуманных тобой.

Аббат достал предмет из коробочки.

– Посмотри-ка.

Клод не заставил просить себя дважды. Перед ним лежали часы, вернее, корпус от часов, так как сам механизм отсутствовал.

– Это для одного пэра. Ну как тебе?

Ожидания Клода не оправдались. Рассмотрев часы повнимательнее, он увидел, что эмалировщик, работавший над ними, явно не гений. Навыки, необходимые для такой росписи, Клод уже приобрел. На корпусе были изображены мужчина и женщина, стоявшие рядом. Их безучастные взгляды говорили о том, что они состоят в браке и им крайне скучно. Мужчина был в форме французского лейтенанта, с грубо прорисованными эполетами, свисающими с плеч. На женщине были подобающее матроне платье и смешная шляпка. Они оба держали руки за спиной.

– Вижу, ты разочарован. Это, конечно, не те часы, которые твой отец возил в Турцию, не чудо механики. – Аббат продолжал говорить, не давая Клоду возможности предаться мечтам о верблюдах и принцах. – Да, ты прав, роспись тоже оставляет желать лучшего, неправильно смешаны краски. И тем не менее я считаю, тебе стоит взглянуть на часы повнимательнее.

Клод посмотрел еще раз.

– Нет, не сюда. Вот здесь.