Юноша растерянно взглянул на Артуса. Тот ответил ему смущенным взглядом. Толпа напирала на юношу, повсюду раздавались грубые выкрики. Бард прижал арфу к груди.

– Анлодда! – отчаянно выкрикнул он. – Ты же знаешь, я не могу приказывать рабам Dux Bellorum!

– Ну ладно, – проворчала девушка. – Только не думай, будто впредь ты сможешь просить меня стирать твои туники или мыть пол у тебя в покоях. Я покоряюсь только принцессе и служу ей из любви, а не из страха, как другие!

С этими словами она развернулась и отправилась в дальний конец зала, который располагался под открытым небом, и – край крыши там покоился на пяти мраморных колоннах.

«Парень не учитывает нюансов, – подумал Питер. – Плохо дело. Надо его просветить по женскому вопросу».

В этой области Питер считал себя специалистом.

Что-то поразило Питера в этой девушке – как же ее зовут? Анлодда? Многолетний, опыт допросов подозреваемых и террористов подсказывал: будь настороже. Сработала сигнализация, которую он, как ни силился, не мог отключить. Эта девица несла в себе нечто «политическое», в смысле, понятном только шпионке из ИРА или майору СВВ.

Она скрывала какую-то страшную тайну, что-то опасное – не то уже свершенное, не то нечто такое, что собиралась совершить. Это «что-то» грызло ее сердце. «Анлодда-изменница, – твердил обвиняющий голос в голове у Питера – тот внутренний голос, к которому он всегда прислушивался. – Я с тебя глаз не спущу, детка» – пообещал он, с восхищением глядя на язычки пламени, вырывавшиеся из-под белого тюрбана. Анлодда, покачивая бедрами, удалялась в дальний конец зала.

Артус и Меровий негромко заговорили по-латыни. Питер изо всех сил прислушивался, однако его знаний, полученных за семь лет в воскресной школе, оказалось почему-то маловато, чтобы понять, о чем они говорят.

«Вот странно, – размышлял Питер. – Я без труда болтал на древнеанглийском и сикамбрийском, которых никогда не слышал. Почему же я теперь не понимаю ни слова по-латыни? – Готового ответа на этот вопрос у него не было. – Проклятие! Я хочу знать, о чем они говорят! И с какой это стати они вдруг взяли и перешли на этот язык?»

Минуты через две девушка вернулась, держа в руках глиняный кувшин; она забралась на стол и резко свистнула.

– Корс Кант! – выкрикнула она, подняв кувшин над головой, словно мяч для крокета.

Юноша в испуге пригнулся; Брошенный девушкой кувшин он поймал за горлышко, при этом чуть не выронив арфу.

– Анлодда! – обиженно воскликнул он. С трудом сохранив равновесие, бард распластался на столе, едва удержав и арфу, и кувшин. Происшествие вызвало веселый рев толпы.

– В другой раз дай волю ногам, а не языку, Корс Кант Эвин! – посоветовала барду девушка. Она гордо запрокинула голову, тюрбан сполз с ее волос, и взорам гостей предстало огненное буйство локонов. Сползший тюрбан несколько повредил той царственности, которую хотела напустить на себя девушка. Она пронеслась по залу, словно фурия и исчезла за одной из мраморных колонн. Лицо Корса Канта помрачнело.

«История и судьба», – подумал Питер. Он не сводил глаз с колонны. Угадал он верно: как только бард завел песню, Анлодда тихонько вернулась и стала слушать, посматривая из-за тяжелого гобелена.

«Но кого же она предала?»

На гобелене был изображен арфист, выбирающийся из глубокой лощины на солнечный свет. Через плечо он оглядывался на отставшую женщину. В гобелене было что-то греческое.

Тут вдруг Питеру в голову пришла забавная мысль:

«Бриттский и сикамбрийский я понял легко и сразу, но не латынь.., а может быть, Ланселот не умеет говорить по-латински? – Впервые после прибытия в артуровские времена Питер начал рассуждать логически. – О Господи, молю тебя, пусть здесь действуют законы логики!»

Корс Кант оказался великолепным музыкантом. Он играл какую-то сложную мелодию, сопровождая ее замысловатыми стихами. «Попади это парень в наше время да заиграй на „Фенедере „Стратокастере“ , он бы озолотился, – решил Питер. – А может, он петрит в латыни?“ Питер придирчиво оглядел зал – нет ли где бумаги и пера, но – увы.

Беспокоила Питера и другая мысль: а не перешли ли Артус и Меровий на латынь именно потому, что этого языка Ланселот не понимал? Какие тайны у короля Артура от своего любимца?

Песня, исполняемая бардом, представляла собой довольно запутанную историю, в которой юноша повествовал о победе «Артуса – Dux Bellorum» над врагами – «вестами». На долю секунды Питер перенесся в свое время, и ему подумалось, что он слушает песню про чикагскую банду из шестидесятых. Но затем стихи заставили Питера призадуматься…

«Земля Вест-Секс… Уэссекс?»

Питер решил проверить свою догадку, обдумать логически, в какую же именно часть Англии он угодил. Лаборатория Уиллкса располагалась в двадцати милях южнее Бристоля, но как далеко он переместился географически?

Он слушал описание битвы и уразумел, что сакское королевство Уэссекс лежало прямо к востоку.

«Но, черт бы его подрал, где Уэссекс?» Питер закрыл глаза и сосредоточился. Обучаясь в Сэндхерсте, он ради интереса читал о войнах между Уэссексом и Мерсией. Там, где располагался Уэссекс – вернее, там, где он расположится через несколько столетий, – сейчас находились Дорсет, Хампшир, Уилтшир, Сомерсет.

«Ну а если все эти земли на востоке, значит, Камелот где-то в Девоне или Эйвоне».

А песня барда текла все дальше и дальше. Корс Кант уже пел минут сорок. Питер гадал, как ему удается заставить толпу внимать каждому его слову. В зале стояла тишина. Гости с замиранием сердца слушали барда и помалкивали даже во время довольно продолжительных проигрышей.

Одолев «вестов», Артур начал суд над их вождями. Если верить песне, судил он человек тридцать. Все они заслуживали наказания, описанные в куплетах песни. Кому-то досталось по три куплета, а кому-то и по пятнадцать. Кого-то утопили, кого-то повесили, кого-то морили голодом по полгода.

После этого судилища Артус, по всей вероятности, сильно утомился и отправился на север отмокать в древнеримских банях, в Aquae Sulis. «Теперь это местечко называется Бат», – понял Питер.

Он мысленно представил карту Великобритании и пробежался глазами по городам к югу от Бата.

И тут его озарило: Гластонберри. Мальчишкой Питер всегда думал, что Гластонберрийское аббатство – это руины Камелота. Руины были действительно жутко древними: некоторые из них датировались временами Христа, то есть стояли за полтысячи лет до времен короля Артура!

Мысль эта подействовала на Питера отрезвляюще. Питер представлял себе короля Артура затерянным в туманах античности.., а ведь он жил настолько же позже Рождества Христова, насколько Питер – позже войн Алой и Белой Розы!

Питер уселся поудобнее и почувствовал, что готов еще сколько угодно долго внимать эпохальному повествованию Корса Канта. Он отхлебнул вина и почувствовал, как приятное тепло разливается по телу.