– Я не могу поверить. Ведь он женился второй раз меньше пяти лет назад!

– Они с женой уже более полугода выходят в свет порознь, а Александра – его практически официальная подруга.

– Невероятно! Его жена такая умница, и он променял ее на это пирожное, а теперь отдает ее сумасшедшей подруге весь бизнес, и та его точно раздербанит, если мы не будем бороться.

– Я с ветряными мельницами не сражаюсь, Джон. Я не молод, но вполне продаваем на рынке. Я лучше отойду. Если он руководствуется советами, полученными за ужинами в «Ритце» или в Ницце, тут я бессилен.

Джон подумал, что производственник, пожалуй, прав. Ему даже стало жалко шефа, который рушит и свою компанию, и, возможно, жизнь. Оказался недостаточно зрелым, чтобы все делать легко…

«Как же легко, когда легко… Я не влюблена, слава богу. Он классный и стильный, и теперь есть с кем выйти в этом городе. Но в свой мир его пускать не надо, да он и не рвется».

Анна сидела за ланчем со своим юристом, но не могла сосредоточиться на разговоре, потому что нервничала, несмотря на уверения в своей невлюбленности. Она не видела Джона с прошлой недели, тот был в Париже, а вчера улетел в Гамбург, договорившись с ней сегодня на ужин, но не звонил и не текстовал уже два дня, и ужин слегка завис. В полтретьего у нее в сумке зазвонил телефон, и она, извинившись, выскочила в коридор. Услышав, что Джон не может за ней заехать, а предлагает сразу встретиться в «Харви Нике», она выдохнула с облегчением, довела ланч до конца, заскочила в офис, раздала всем задания, заехала домой переодеться и схватила такси до «Харви Ника», чтобы успеть сделать укладку там же. Она не понимала, почему у нее колотится сердце.

Джон уже ждал ее в баре «на Пятом», потягивая джин-тоник. Она опять выглядела по-новому: в черной юбке колоколом, пестром тонком свитере и черных обтягивающих сапогах на шпильках. Волосы торчали в разные стороны, как у мальчишки, задорно и по-вечернему. Она потянулась к стакану Джона, но он шлепнул ее по руке со словами:

– Не хватай чужое, а жди, и тебе всё принесут. Веди себя прилично, бэби.

Выпив, они направились по Слоан-стрит в «Зафферано».

Казалось, в Джоне произошел какой-то поворот. Рассказав про Париж без подробностей, особенно про Александру, он спросил без обиняков:

– Слушай, я никогда не спрашивал раньше, но мне интересно… Если, конечно, я не очень влезаю в твою личную жизнь. Ты здесь живешь одна – ну, в смысле ты вообще одна, или в разводе, или, скажем, ну, вдова, например? Я понял, что у тебя есть сын, ты так вроде говорила как-то, ну а в остальном?

– Да, у меня сын и еще муж, но мы живем врозь.

– Но вы не разведены?

– Нет, мы даже два раза в год отдыхаем вместе с сыном.

– Значит, вы расстались друзьями?

– Да мы и не расставались. У нас нормальная семья. Мы так живем с тех пор, как я уехала в Москву, а ему было лучше оставаться в Штатах. Так и живем.

– Очень необычно. Но звучит так, что тебя это полностью устраивает.

Джон задавал в тот вечер всё новые и новые вопросы. О том, как она жила в Америке, какой у нее был круг, откуда она знает самого Билла Марриотта, правда ли, что в Москве она вела проекты многих олигархов, как она всего этого добилась, если еще в двадцать лет не знала ничего, кроме марксизма, а выезжала не дальше Балтийского моря? В его вопросах был неподдельный интерес, желание понять ее мир.

У Анны не было охоты его туда пускать, этого понять нельзя, можно только прожить. Но ей было приятно говорить о своей культуре, о загадочной для иностранцев российской планете. Он спросил, где она останавливается в Москве, и она рассказала, как сама чертила, строила и декорировала квартиру в «доме со львами», а заодно и про фильм «Офицеры». В этой картине главный герой шел именно в этот дом на собрание с поленом под мышкой. Она рассказала, как вид из окон ее квартиры похож на Нью-Йорк и как ее квартира попала в интерьерный журнал. Он взял ее руку через стол:

– Ты не перестаешь меня удивлять. Для меня новость, что ты дизайнер и знаешь французский.

Анна чуть смущенно улыбалась, а он думал, сколько еще неизвестных пружинок в этой изящной игрушке и как интересно с ней играть.

– Ты смотришь на меня, и я чувствую, что я для тебя открытая книга.

– Вовсе нет, я очень мало о тебе знаю.

– Не мало, а вообще ничего.

– Ну так уж и ничего! Я знаю, что ты умный, что с тобой всегда весело, что ты успешен в работе, что ты воин.

– А ты уже знаешь, что очень любишь заниматься любовью со мной?

Они начали целоваться, едва выйдя из ресторана, впервые чувствовали, что совсем не чужие друг другу. Анне так было хорошо, что наконец рядом с ней мужчина без комплексов, уверенный в себе по-настоящему, а не пытающийся убедить в этом других. Они целовались и в такси, не переставая. Дома Анна зашла в ванную смыть макияж и увидела на краю раковины крем для бритья и одеколон. «Хорошо, что просто принес и поставил, не делая из этого события». Она вернулась в гостиную с журналом в руках, показать ему квартиру.

– Очень красиво, правда. Современно, стильно, много воздуха и света. Очень на тебя похоже. А было бы здорово поехать вместе в Москву и остановиться в твоей квартире. Мне, может быть, скоро придется туда поехать. Ты могла бы найти предлог поехать в то же время? А ты действительно родилась в этой квартире? Какая она тогда была?

– Тебе будет трудно представить. Длинный коридор, восемь дверей. В одном конце коридора туалет, в другом – ванная. А в кухне две плиты и восемь столов. В квартире проживали восемь семей. В одной из комнат жили мои бабушка и дедушка. В начале тридцатых годов у них родилась дочь. Та выросла, вышла замуж, в самом конце пятидесятых, привела в эту комнату мужа. У них долго не было детей, а потом тоже родилась дочка. Это была я. В комнате стояла полутораспальная кровать для бабушки и дедушки, раскладной диван для родителей и моя кроватка с сеткой. Еще был круглый стол посередине, большой буфет, шкаф и дедушкин письменный стол. А каждый Новый год покупалась елка, никто не мыслил, что могло быть иначе. Елку было ставить некуда, и ее подвешивали к потолку.

В других комнатах жили родственники, близкие и дальние. А в одной семиметровой комнатке без окна всю жизнь прожила неграмотная тетя Дуня, бывшая до революции у моей бабушки и ее сестер прислугой, которую те привезли в Москву.

Джон взял Анну на руки и понес в спальню. Раздевая ее, он вдруг сказал:

– Ты совершенно особенная, Анна. Но всегда должна помнить, как тебе повезло, что ты заполучила меня.

Он ушел тихо ранним утром, поставив свежесваренный горячий кофе на тумбочку и поцеловав ее, спящую, в волосы. На журнальном столике остались два стакана и раскрытый журнал с фотографиями квартиры.

Эта квартира стала еще одним поворотным пунктом в жизни Анны. У нее началась череда неприятностей на работе после двух лет бесспорного успеха. Босс к ней подостыл, а «свежая кровь» только этого и дожидалась, и тут же начала клевать. Виктор еще был рядом, но эта вечная «битва за урожай» уже высосала из Анны силы. Но хотя бы ради продолжения этой битвы ей нужно было найти какой-то источник позитивной энергии. Она жила в хорошей квартире в тихом центре, достаточно просторной и современной, дизайн которой сделала сама, и это было то, что подходило ей в те годы: жилье космополитичной молодой урбанистки без семьи.