Насыпи узкие,

Столбики, рельсы, мосты…

Н.А. Некрасов

Письмо домой

Дорогие мамо, сестра и ты, Тарас! Пишу вам это письмо из самого болгарского царства, из Долины роз. Я жив и здоров, слава богу, ни работой, ни заработками не обижен. Как поверстался я в рабочие на железку, так с Полтавы повезли в вагоне по железке в Одессу, а там сели мы в пароход и морем повезли аж в самый город Варну болгарскую.

Ну и море же ж, я вам кажу! Вода колеру синего-синего, и во все стороны от парохода раскинулася, и колышется, як бы той студень, что вы, мамо, на Христово Рождество колысь варили. И корабль колышет, даром что сам пароход громадный, побольше нашей колокольни, ежели бы ее на бок положить. И ведь железный весь, а не топнет, как такое бывает – не пойму. Вот як ты, Тарас, колысь гвозди в крыныцю кидал, так они топли, а пароход сам плыве та й нас везе. Привезли нас до той Варны, на берег посходили – а нас на твердой землице качает. Матросы, которые с парохода в смехи пускаются, кажуть, с непривычки это у нас. Ну да мы не гоноровые, чай, не паны, какие. Попривыкали в обрат к тому, что под чоботами твердо, та й пошли куда назначено. Прошли верст с двенадцать от Варны вдоль насыпи железки, та й на саму стройку и пришли. Дивимся, але народу багато, ще бильш, чем на ярмарке в Полтаве бывает. Рабочие, у яких дело в руках имеется, все больше наши украинцы та й русские, кроме того, чуть подалее солдаты наши железных дорожных батальонов и болгарские теж с ними. А вот у землекопов богато самих болгар да ходей с Китайского царства навезли, возчики теж болгары – со своими волами идут, та й с ослами. Отож. Мамо, я тут подивился, что то за ослятя, на яком Христос в Ерусалим въезжал, про что нам батюшка в проповеди пасхальной казав. Худоба с виду на коня схиляется, але ж мелка, сядешь на нее, так ноги поджимаешь, бо до земли достают. Ухи довги, поболее пол-локтя, та й хвост не по-конячьи, волос к волосу, а навроде веревки, на конце волос кисточкою. Даст Бог, заработаю тут грошей – думаю купить такого та й до нас в Малые Кринычки привезти. Бо худоба даром что мелка, но работяща: болгарин на того осла хурджинов навесит, да корзин полных пару с полсебя высотой – а худоба все то несе сколько треба, хоть и останавливается. А корму ему втрое меньше, чем коню треба. Только пахать по-кацапски на них, как конями, не получится: упираются. Болгары тут, як и мы, волами пашут.

Как болгарский царь и сербский круль с нашим князем Мыколой, царевым дядей, договор сделали, так и стали этот шлях-железку в Болгарии строить, а якие уже были болгарские – те под наш русский путь переделывать, как наш господин инженер казав: «колею перешивать». Ну, и всякое хозяйство биля того шляху строить. Я вот с мужиками в водокачках трубы ставлю да машины разные нужные. Не зря в Полтаве полгода в депо проработал! Платят нам хорошо, хоть и не дуже богато: шесть копеек на день рабочему да за установку насосов по шестьдесят, да после окончания водокачки – по пятьдесят копеек каждому. А харчуванне – казенное, кажут, от болгарского царя идет, дай-то ему бог здоровья: и яблок дают, и винограду и мясо в недилю по трети фунта на каждого. По праздникам рыбу и вина дают, но праздники здесь рабочие: только в Пасху Христову, мужики кажут, три дня гуляли, да на Покров день был пустой. Инженера-господа сидеть не велят, кажут, зима здесь дуже суровая, треба до нее дорогу через горы провести. А главно дело – кормят кашами: бывает, что и гречишной, но все более желтой, с кукурузы-пшенки. Словом, харч у меня зараз куда как лучше, чем в Малых Кринычках, та й ще и гроши платят. Так что вы там за меня не беспокойтесь.

Дошла до нас весть с Украины, что на Полтавщине богато полей солнцем повыжгло, так что, мабуть, и недород буде у вас, и так меня пришибло, что, колы вспоминал наши Кринычки и як вы, мамо, мыкаетесь в наймычках на куркулив, так зараз сердце, словно клещами, давит. Помогает ли вам крестный мой дядько Митрий? Треба, чтоб помогал, он заможный хозяин, а як вернусь, так зараз все ему грошами верну или отработаю: как срядимся. Редко, Тарас, пишешь мне: загордился может, але ж на папир грошей немае? Посылаю вам двенадцать рублей ассигнациями, отдайте хоть часть долгов тай справьте чоботы Ганне, нехай не бегает за худобой босиком, дело на осень – по утрам у вас, должно быть, холодно, росисто… Не забудьте же ж, мамо. Справить хоть плохонькие чоботы. Колы б батько жив был, а то вы там як мураши мелкие: хлопочете, работаете, а вас любой обидеть может, и некому зараз вам помочь, заступиться…

Помните, мамо, як вы рассказывали, что батько ваш, а мой дид Нечипор в турецкую войну в Болгарии у Плевны-города загинул? Просился я у начальства пустить меня до той Плевны, хоть могилку пошукать: так не пустили же ж! Побывал вместо того на русском кладбище у Свиштова, в храм зашел помолиться и на могилы поклониться от народу православного. Уважают болгары нас, крепко помнят, что русская армия их всех спасла, когда османы чуть не под корень всех после повстання резали, ни дивчат, ни дидов старых не щадили. Только жалятся, что пол-Болгарии под турками осталось и вышло, что люд православный под басурманом стонет, як до Богдана стонала Украина под ляхом и татарином: татары-то – бусурманы, а ляхи хоть и крест носили, а были мы для них хуже худобы бессловесной, ниже свиней православного селянина украинского считали.

Вот ты, Тарас, в письме спрашиваешь, красиво ли это царство Болгарское? Хорошо ли живут селяне? Расскажу, раз уж выдался час свободный. Селяне тут живут по-разному, есть заможные, а есть и гольтепа, навроде нас. Но в основном хозяйнуют справно. Растет тут багато такого, чего у нас нет, та же ягода виноградная: почитай, в каждом садочке лозы. Язык с нашим схож, колы не быстро балакают, то разобрать можно не все, так дуже богато. Теплее здесь, чем на Полтавщине, но зимы, кажут, холодные. Бог даст, доживу – побачу. А вот на красоту тут, брат, дывыться немае часу. Все тот шлях железный забирает. Одно славно: не все в мастерских пыльных работаю, как в депо было, а больше приходится на воздухе. Вот зараз напишу, что та стройка с себя представляет.

Вот представьте: со всех сторон стук, звон, лязг, хрипы, брань. Из инструмента все больше у рабочих грабарки, ломы, кувалды, трехпудовые «бабы» да тачки. Гравий. Шпалы. Рельсы. Костыли.

Кругом разноязыкая мова: русская, татарская, наша малороссийская, в трех верстах позади – болгарская, в двух впереди – и вовсе китайское лопотание: «синь-тэнь-кан лян-холосе, капитана». Вот ходей, ей-богу, жаль: уж на что у нас народ бедный бывает, а те и вовсе. Тут есть такие китайцы, у которых только одни штаны синие и сорочка, а все остальное нужда съела. А грошей им не платят на руки: начальство кажет, что пересылает в китайский банк, потому как ходи эти сплошь должники у богатых купцов тамошних и у ихнего китайского царя: налогов за каждым за двенадцать, а у кого – и за двадцать годов скопилось неуплаченных. Вот их и завербовали на стройки: кого в Россию на Мурман и в Сибирь железку вести, а кого – сюда, в Болгарию. Выдали, ясное дело, сколько-то грошей вперед, так ходи их семьям поотдавали: у каждого жена, детишки по фанзам бегают. Это они так кажут: «фанза». По нашему – хата, значит. Многие ходи уже по-нашему выучились лопотать, жизнь-то заставляет. Половина мовы нашей, половина – болгарской. Были б они хоть православной веры, им бы в праздник, который на Покров день был, хоть облегчение было бы, а так работать пришлось. Но они даром что не нашего Бога люди, но народ хороший, трудолюбцы.