Узнав, что у этого бравого полицейского есть такая слабость, я как-то приободрилась. Теперь я держалась с ним гораздо увереннее и даже стала над ним легонько подшучивать.

— Значит, поговорить с ним вам не удастся. А мы сказали все, что могли, так что извините, больше ничем вам помочь не можем… — вступил тут Василий.

— Да, я вижу… — И полицейский пошел к калитке, оглядываясь на Оську, который сидел возле меня с самым невинным видом. Ну, просто не собака, а ангел небесный!

Тут полицейский вспомнил, что едва не забыл посмотреть наши паспорта, и долго изучал не мой, а Василия. Я предлагала еще показать ему Оськин паспорт, но он отказался. И хорошо сделал, потому что хоть Оська и породистый, как сказали в свое время в ветклинике, но паспорта никакого у него нет. Ну, сойдет, может, сертификат прививок…

Только уже возле самой калитки полицейский снова остановился и проговорил, смотря на меня как-то странно:

— Но если вы что-нибудь вспомните… что-нибудь, что может помочь следствию, вы мне, пожалуйста, позвоните.

— Я бы позвонила, но вряд ли это получится.

— Почему?

— Потому что у меня нет номера вашего телефона.

— Ах да, извините, совсем забыл… — Он явно неохотно вернулся, стараясь держаться подальше от Оськи, и протянул мне визитку с номером телефона и фамилией — капитан Кокушкин. Имени на этой визитке не было, не говоря уже об отчестве.

Проводив полицейского взглядом, я задумалась над своим собственным поведением.

Вот почему я ничего ему не рассказала? Не рассказала, как проснулась ночью от странных звуков, как вышла из комнаты и увидела в окне полную багровую луну, заливавшую весь дом фантастическим светом, а на полу перед окном — своего хозяина Василия, который… а что он, собственно, делал? Бормотал какие-то странные заклинания, глядя на эту самую луну… только что не выл на нее, как волк…

Очень странно, конечно, но не более того…

Да и вообще, было ли это на самом деле или приснилось мне?

Подтвердить это может только Оська, а он у меня не очень разговорчивый…

Так наговоришь на невиновного человека, бросишь на него тень подозрения — а он ни сном ни духом…

А Василий, между прочим, выручил меня, назвал своей то ли двоюродной, то ли троюродной сестрой, тем самым избавив от необходимости объяснять, что я здесь делаю и зачем вообще приехала в Петербург…

Тут я решила больше не думать на эту тему. Что сказала, то сказала, и хватит об этом.

Вот только одно…

Внезапно я вспомнила сапоги Василия, которые видела под лестницей. Сапоги, измазанные красной глиной.

Точно такая же глина была на сапогах женщины-эксперта, которая села в автобус неподалеку от места преступления…

Значит, такая глина была и на самом месте преступления.

А это значит… да ничего это не значит, то есть этому может быть десять разных объяснений.

Все же я решила еще раз взглянуть на злополучные сапоги.

Я вошла в сени и заглянула в закуток под лестницей, где стояли те самые сапоги…

Но теперь никаких сапог там не было, ни грязных, ни чистых. Там были только стоптанные домашние тапки без задников.

И тут я вспомнила о котлетах. Все прочие мысли вылетели у меня из головы.

Котлеты не сгорели только потому, что я неправильно включила плиту, — оказалось, нужно было еще кран под столом повернуть.

— Садитесь ужинать, — сказала я Василию, — пока картошка горячая.

Как раз разогрелись котлеты, и я выставила еще банку соленых огурцов, которую дала мне бабуся, когда я забирала Оську. Возьми, сказала, передай Васе.

Разложив все это красиво на столе, я забеспокоилась, что не хватает в натюрморте только спиртного, а мне это совсем не нужно. Но хозяин мой оказался непьющим — во всяком случае, ничего не сказал, молча съел все, что я положила, и поблагодарил вежливо.

Хотел было уйти, но я накрыла стол к чаю и выставила три вида печенья и вафли. Потому что я твердо знаю: не родился еще на свете такой мужчина, который не любит сладкое. Они, конечно, притворяются, говорят, что в рот его не берут, но если мужчина не пьет, то обязательно ест сладкое. Причем много.

Василий, разумеется, не удержался и снова сел за стол. И на второй чашке чая я решила кое о чем спросить.

— Что, ты и правда спал всю ночь? — Я решила, что совместная трапеза сближает и мы вполне можем перейти на «ты».

— Разумеется, — он пожал плечами, — я крепко сплю.

Я поскорее отвернулась, потому что вспомнила, как он сидел ночью на полу и что-то бормотал. Может быть, он лунатик? Или мне все это приснилось? Да, но сапоги, я ведь видела сегодня его сапоги, измазанные глиной… И вообще, что он за человек, почему живет один и на что, собственно, живет?

Да, очень бы хотелось узнать. Но если я стану задавать ему такие вопросы, он, во‐первых, не ответит, а во‐вторых, вполне может указать мне на дверь. И что я тогда буду делать, куда подамся?

Тут я сообразила, что Оська этому Василию доверяет, вон как к нему ластится, сидит рядом и голову ему на колени положил. Значит, и я должна Василию доверять. Тем более что мне больше ничего не остается. И хватит думать об убийстве, у меня своих дел полно, мне нужно завтра в Петербург ехать.

Утром я встала рано, чтобы выгулять Оську. Однако не нашла его рядом со мной в комнате. Каково же было мое удивление, когда я застала обоих — соседа и собственную собаку — на участке. Сосед чинил калитку, чтобы она не скрипела и не распахивалась, Оська же вертелся рядом и помогал. То есть имел такой же вид, какой бывает у мальчишки, что помогает отцу в гараже.

— Доброе утро! — сказал Василий, поднимая на меня глаза. — Вот, забор починю и калитку заодно, чтобы собака не выскочила. Мало ли тебе куда-то уйти нужно будет, так, чтобы дома его не запирать, пускай по участку погуляет.

Вот как, это он мне ненавязчиво так намекает, что не дело собаку в доме держать. И то сказать, если Оську надолго в доме одного оставить, он может и нахулиганить. Уж сколько со свекровью было по этому поводу скандалов. Но если погода ухудшится…

— А если дождь пойдет, можно вот под навес пойти… — Василий указал мне сарай, где под навесом было досками отгорожено пространство и положены туда старые, но чистые мешки.

Это значит, он приготовил Оське лежбище… Я умилилась и посмотрела на Василия с