Шофер попытался дернуться, но Мангуст на секунду усилил нажим. После этого попыток бунта уже не было, лжеполицейский послушно свернул с дороги в первую же едва заметную прогалину в лесу.

Опомнившийся Энрике попытался было перехватить руль, но Мангуст пресек эту акцию резким окриком:

– Не надо! Лучше оружие у него забери!

Спустя минуту, когда машина остановилась среди леса, в ней уже царили тишина, порядок и гармония. Оба автоматчика еще не очухались, шофер держался за шею, Энрике приставил к его виску его же пистолет. А Мангуст избавлялся от наручников – он даже не стал времени тратить на то, чтобы ключи отыскать. Благо застегнуты браслетики были довольно халтурно, свободно. А освобождаться от таких украшений его в свое время учили на совесть. Заученным движением Мангуст вывихнул себе правую кисть, вытащил из стального кольца и тут же вправил обратно. Так же и с левой – на всю операцию у него ушло секунд пятнадцать, никак не больше. Оно и понятно – на тренировках браслетики на них инструктор застегивал получше, а норматив был двадцать секунд.

Освободившись, Андрей первым делом вытащил из машины ушибленных автоматчиков и уложил их на травке. Потом выволок шофера и швырнул на землю рядом с ними. Энрике выбрался сам.

– Найди ключи, – попросил он, демонстративно поднимая скованные руки. – Я таким цирковым номерам не обучен.

Мангуст обыскал всех троих. Шофер попытался ерепениться, но, отхватив кулаком по ребрам, стал сговорчивее. Добыча была невелика, но весьма любопытна. Три удостоверения работников полиции, фотографии совпадают с оригиналами. Одна водительская карточка, три бумажника, в каждом понемногу денег. Ключи, сигареты, зажигалки, прочая мелочовка. И две сложенных пополам фотографии отличного качества. На одной фотографии – Тимохин. На второй – Степан.

– Наши клиенты, – протянул Мангуст, рассматривая снимок. Его интересовали две вещи – где снимали и когда. На первый ответить было затруднительно. И Тимохин, и его главный бодигард находятся на фоне то ли белой стены, то ли еще чего-то такого. В общем, снимки, как на документ какой. Похоже, фотографии прогнали через компьютер и сменили фон. А насчет времени, когда сделана фотография... Похоже, совсем недавно – на Тимохине тот же костюм и тот же галстук, которые он в Москве носил... Стоп! В Москве! Но здесь-то он их не носит! А галстук приметный, не ошибешься, да тем более Тимохин упоминал мимоходом, что у него, как и полагается солидному человеку, на каждый день галстук новый, Мангуст еще про себя удивился – каких только глупостей ради имиджа людям делать не приходится.

Получается, снимок сделан еще в России. Те, кто постарался сменить фон, о костюме просто не подумали. Что ж, и на старуху бывает проруха. Так, и что же из этого следует? Следовало отсюда еще два вопроса. Первый: кем сделан снимок? И второй: для чего? Причем ответ на второй вопрос, кажется, ясен. Для того, чтобы местным головорезам раздать. Кстати, его собственной фотографии нет. Ну, это понятно, сработала его хитрость – кто бы фотографию ни делал, жалкого адвокатишку он, видимо, просто счел недостойным своего внимания. Да, самые простые предосторожности тоже оказываются нелишними. Известно ведь, что все гениальное – просто. Ладно, все это нужно будет хорошенько обдумать потом.

Пока Мангуст спрятал снимки в карман и освободил Энрике. Тот тут же схватил автомат, наставил его на лжеполицейских. И вовремя, пожалуй, они как раз стали приходить в себя. Правда, жить им было явно невесело – только что они были хозяевами положения и везли пленных то ли убивать, то ли допрашивать. И вдруг ситуация в корне изменилась – теперь они сами всецело зависят от своих бывших пленников.

– Лежать! – рявкнул Мангуст по-испански, видя, что один из автоматчиков – тот, что постарше, пытается приподняться. Окрик он сопроводил мощным пинком под ребра – для большей убедительности. Нехорошо, конечно, беззащитного человека бить, но ведь он первый начал. Мангусту всегда нравился ветхозаветный принцип насчет «ока за око». По его глубокому убеждению, со сволочами только так общаться и можно, все прочее они за слабость принимают.

Пленные притихли, только буравили Мангуста и Энрике ненавидящими взглядами. Впрочем, страха там было, пожалуй, побольше, чем ненависти.

– Я офицер полиции! – визгливо заявил шофер. – Немедленно отпустите нас! По закону за нападение на полицейских...

– Молчи, законник. – Мангуст посмотрел ему в глаза и нехорошо улыбнулся. Улыбка эта была особенная – так бы, наверное, мог волк улыбаться. При взгляде на эту улыбочку полицейский поперхнулся своими словами.

– Молчи, скотина, – повторил Мангуст. – Дай подумать, что с вами делать.

– Убийство офицера карается... – начал старший из бывших автоматчиков. И тут же снова получил под ребра, на этот раз куда сильнее.

– Убийство офицера оно, конечно, карается, это точно, – кивнул Мангуст. – Но, несмотря на это, то и дело то там, то тут этих самых офицеров пришибают. И далеко не всегда находят тех, кто это сделал. Тем более что, может, мы вас убивать и не будем. Свяжем покрепче, да отнесем в сельву еще метров на семьсот. Я думаю, этого хватит, воплей ваших точно никто не услышит. Да и долго ли вы вопить будете? Ночью ягуары на охоту выйдут... А можно ведь вас, например, недалеко от муравейника оставить. Огненные муравьи – это не шуточки. Тогда ягуарам за ваш счет поживиться не удастся.

Все трое посерели – угроза была страшной. И совершенно реальной, они это понимали. Здесь, в Латинской Америке, практически девственные джунгли простирались иногда уже в каких-то десяти-двадцати километрах от города. Ну, разумеется, не такие джунгли, как в бассейне Амазонки, где до сих пор полно мест, где не ступала нога не то что белого, а вообще никакого человека. Но и здесь сельва серьезная – простирается на тысячи и тысячи квадратных километров, а поселков и плантаций мало. Даже сейчас, в нескольких десятках метров от довольно большой дороги, лес был уже вполне диким. В ветвях носились обезьяны, порхали яркие птицы и бабочки, на одном из стволов сидел древесный дикобраз, явно совершенно не опасавшийся людей.

– В общем, молчите, гады, – завершил свою речь Мангуст. И обратился по-русски к Энрике: – Что делать с ними будем?

Тот наморщил лоб.

– Документы у них, похоже, настоящие.

– Ты же говорил, что это не копы.

– Кажется, все-таки копы. Но я уверен, что они были не на работе, а... – Он запнулся.

– Калымили, – подсказал Мангуст.

– Что это значит?

– Незаконный заработок. Если речь о копах – коррупция.

– Да, точно. Я думаю, они работали не на начальство, а на кого-то другого. Нужно узнать, на кого именно.

– И откуда у них это? – Мангуст вытащил из кармана фотографии.

– В самом деле, откуда?

– И что делать будем?

Энрике молчал. Мангуст тоже – своего мнения, как поступить с пленными после допроса, у него пока не было. Положение сложилось, в самом деле, трудное. Убивать всех троих? Крутовато. Во-первых, их будут искать по-настоящему, а в том переулке их с Энрике все же видели, да и номер машины, на которой уехал Пакито, могли запомнить. А полиция, когда ей это очень надо, работать в таких кварталах умеет – там у копов на каждого второго, не считая каждого первого, свой крючок припасен. На кого деньги, на кого компромат. Во-вторых, живые люди как-никак. Убивать их просто на всякий случай – это уж каким-то чрезмерным свинством отдает.