Марвану аль-Шеххи было двадцать три года от роду, когда он выписался из мотеля «Пантера», прилетел в Бостон, сделал пересадку, завладел штурвалом самолета рейса номер 175 и врезался в южную башню Всемирного торгового центра.

Зияду Джарра было двадцать шесть, когда он сел за штурвал самолета рейса номер 93 авиакомпании «Юнайтед эрлайнс», который разбился на пенсильванском поле, не добравшись до Вашингтона.

— А знаете что? — сказал Берт. — Я считаю, что Зияду была поручена роль угонщика с мозгами. Он, наверное, приглядывал за тем, чтобы работа была выполнена правильно, чтобы захват самолета прошел успешно. — Берт сделал паузу. — Если ты любишь своего сына, а он становится массовым убийцей, ты же не перестанешь его любить, верно?

Роль Гая Савелли в Войне-с-террором началась с того, что на протяжении нескольких дней подряд зимой 2003 года к нему стали обращаться совершенно незнакомые люди как во плоти, так и посредством электронных писем или телефонных звонков. Всех их интересовало, способен ли он убивать козлов силой мысли. Гай не знал, что и подумать. Он ведь никогда не распространялся об этом во всеуслышание. Кто эти люди? Откуда они прознали про козлов? Он принял безразличный вид и непринужденно ответил: «Да, конечно».

После чего кинулся к телефону и позвонил в спецназ.

Потому что они все до единого, сообщил Гай военным, были мусульманами. С одним, правда, возможным исключением: какой-то вроде бы британец (я, то бишь). Все остальные совершенно определенно посылали свои электронные письма из мусульманских стран — которые, как известно всем и каждому, представляют собой «ось зла». Раньше такого с Гаем не случалось. А что, если они из Аль-Каиды? Может, они бенладеновские оперативники, возжелавшие научиться убивать людей взглядом? Вдруг это начало формирования целого направления, некоей паранормальной дивизии Аль-Каиды?

Спецназ приказал Гаю встретиться со мной лично, потому как, по всей вероятности, я тоже алькаидовец.

— Но будь осторожен; следи, что ему рассказываешь, — проинструктировали они Гая.

Мало того, спецназ — как мне стало потом известно — уже беседовал с Гаем в то утро, когда я должен был с ним встретиться. Пока я заказывал чашечку кофе в «Красном лобстере», они позвонили ему и спросили: «Ну, он приходил? Будь осторожен. И запиши его на видеокамеру, понял? Нам надо знать, с кем мы имеем дело…»

Не могу с уверенностью сказать, на каком этапе нашего совместного времяпрепровождения Гай решил, что я все-таки не исламский террорист. Возможно, это случилось в тот миг, когда я увидел снимок его дочери, танцующей с Ричардом Гиром в фильме «Чикаго», и взвизгнул: «Кэтрин Зета-Джонс в нем сыграла обалденно!»

Даже глубоко законспирированный алькаидовский террорист не смог бы додуматься до такого.

Но зато я точно знаю, что на протяжении всей нашей беседы про хомячков Гай был убежден, что я отнюдь не журналист. Помнится, когда я заикнулся про «моих читателей», Гай бросил на меня подозрительный взгляд, потому как считал, что никаких читателей у меня нет, а события этого дня я буду докладывать не широкой общественности, а террористической ячейке.

Вот почему, как пояснил Гай, в танцзале поднялся такой переполох, когда я заметил фотоснимок солдата-каратиста, убивавшего козла ребром ладони. Потому что это не был заурядный каратистский приемчик, признался Гай. Это было смертельное касание.

— «Смертельное касание»? — переспросил я.

И Гай рассказал мне про смертельное касание. Это легендарное искусство Дим-мак, также известное под названием «дрожащая ладонь». Смертельное касание представляет собой очень легкий удар. Тому козлу, к примеру, не размозжили хребет. Не порвали шкуру. Да у него даже синяка не осталось. Он где-то с денек просто постоял в загоне с изумленным выражением на морде, а потом свалился замертво.

— Представьте, если у Аль-Каиды появится такая способность, — сказал Гай. — Одно дело пристально смотреть на человека. И совсем другое — смертельно его касаться. Вот почему мы так всполошились, когда вы увидели тот снимок. Мы же не знали, кто вы на самом деле.

Словом, жизнь Гая как-то вдруг повернулась к нему новым и неожиданным боком. Неужели ему и впрямь предстоит быть инструктором танца и рукопашного боя в светлое время суток, а с наступлением темноты превращаться в тайного агента, внедряющегося в доселе никому не известное паранормальное подразделение Аль-Каиды?

На протяжении последующих недель мы с Гаем поддерживали связь.

— Я сегодня встречался с еще одним департаментом, — как-то раз сообщил он мне по телефону.

— А, нацбезопасность? — спросил я.

— Этого я открыть не могу, — сказал Гай. — Но они уверены, что один из парней, которые пытались со мной контактировать, относится к Аль-Каиде. Они уверены в этом.

— С чего вдруг? — спросил я.

— Потому что его имя в базе, — сказал Гай. — И телефонный номер. Его телефонный номер числится в списках.

— И что еще сказали эти контрразведчики?

— Они сказали: «Да, да. Есть такой».

— Стало быть, Аль-Каида?

— Аль-Каида, — сказал Гай.

— И они решили ловить на живца? — спросил я.

— Да, похоже, — сказал Гай. — Дела как-то хренова-то пошли.

— Как пить дать, на вас и ловят, — сказал я.

— Я вам вот что скажу, Джон, — удрученно признался Гай. — Эти контрразведчики держат меня за собаку. Собаку! Я им говорю: «У меня семья». А они: «Да, да. Семья — это очень хорошо». Точно вам говорю, мы для них пушечное мясо. Меня повесят на фонарном столбе. На гребаном фонарном столбе!

Тут до меня донесся голос его жены: «Ты сам гребаный идиот».

— Обождите-ка, — сказал Гай.

Приглушенная перебранка.

— Моя жена говорит, что про такое нельзя болтать по телефону, — затем сказал он. — Я вешаю трубку.

— Держите меня в курсе! — воскликнул я.

И Гай откликнулся на мою просьбу. По мере того как менялись различные схемы расстановки капканов для гипотетического паранормального подразделения Аль-Каиды, Гай сообщал мне о развитии событий. План «А» заключался в том, что Гай пригласит этих людей в Америку. Но потом контрразведка передумала и сказала ему: «Нет, здесь этих субчиков нам не надо».

Намного более рискованный план «Б» предполагал, что Гай сам отправится в их страну. Там он проведет занятия по обучению приемам относительно безвредной парапсихотехники, при этом докладывая обо всем, что увидит и услышит.

Гай ответил: «Хрен вам. Перебьетесь».

План «В» предписывал, чтобы Гай встретился с ними на нейтральной почве — скажем, в Лондоне. Или во Франции. План «В» устраивал обе стороны и, судя по всему, имел наибольшие шансы быть воплощенным в жизнь.

— Эх, я б туда хоть сейчас махнул, — сказал мне Гай. Он переслал мне копию одного электронного послания, которое, как божился Гай, «однозначно, стопудово» написал ему очередной алькаидовский оперативник. Вот его текст: