Когнитивные ошибки

  Когнитивная революция последних тридцати лет устранила все следы фрейдовских и других мотивационных теорий. Если вы искажаете внешний мир, это означает, что ваши способности обработки информации и рационального принятия решений несовершенны[76]. Сегодня ни в одном учебнике по когнитивной психологии в указателе нет даже таких терминов, как «отрицание» или «вытеснение». Темами являются внимание, восприятие, осознание и память, подкрепленные изложением достижений в области когнитивной науки, нейропсихологии, искусственного интеллекта и функционирования мозга.

  Явления, подобные отрицанию, могут проявляться в пяти контекстах[77].

Восприятие без осознания

  Если восприятие зависит от полного сознательного принятия, субъект должен иметь возможность проводить самоанализ и сообщать о том, что воспринимается. Последователи когнитивистского и нейропсихологического подходов, однако, уже давно обдумывают доказательства существования способов восприятия без осознания, которые иногда в общем называют «подсознательным восприятием»[78]. Здесь важны три формы:

Негативные галлюцинации. Метафора отрицания как «негативной галлюцинации» предполагает, что вместо того, чтобы воображать, что вы что-то видите, вы воображаете, что ничего не видите. На самом деле негативные галлюцинации могут быть вызваны экспериментально и выглядят как прототипы неосознанного восприятия. Загипнотизированные испытуемые, которым сказали, что они не увидят стула, тем не менее избегали натыкаться на стул, когда им велели пройтись по комнате. Очевидно, они сформировали визуальный образ объекта, не представляя его как «стул».

Слепое зрение. У некоторых пациентов с повреждением головного мозга имеются поражения в зоне коры, ответственной за зрение. Они слепы в том смысле, что не осознают объектов, появляющихся в поле их зрения. Несмотря на это, они могут делать некоторые точные суждения и различать визуальные стимулы, представленные в слепой зоне. Кажется, что они «регистрируют» событие, не осознавая его субъективно. Это странное сочетание, известное как слепое зрение, наиболее тщательно исследовал Вейскранц на своем пациенте Д.Б., который частично ослеп после операции на головном мозге[79]. Но действительно ли это восприятие без осознания? Д.Б. утверждал, что у него было ощущение, что «что-то там было», хотя он также утверждал, что ничего не «видит». Такие пациенты, как предполагает Вайскранц, могут находиться в промежуточном состоянии сознания, когда у них возникает «интуитивное ощущение», что там что-то есть.

  Независимо от того, следует ли это называть «слепым зрением», очевидно, что происходит что-то, заслуживающее внимания. «Слепое зрение предполагает поразительную возможность, связанную с разумом: одна часть может точно знать, что она делает, в то время как часть, которая предположительно знает – то есть осознание – остается в неведении»[80]. В этом смысле слеповидение – также встречающееся у «нормальных» людей[81] – аналогично повседневному отрицанию. Ум может знать, не осознавая того, что нам известно.

Подсознательное восприятие Исследования подсознательного восприятия были популярны в начале 60-х благодаря открытию того, что потребительский выбор аудитории кинотеатра может зависеть от мигающих рекламных сообщений, влияющих на подсознание. Шансы купить определенную марку безалкогольных напитков или сигарет увеличивались, даже если не было осознания или воспоминаний о том, что они видели изображение торговой марки на экране. Те ранние выводы были противоречивы. Но психические и физические реакции – изменения кожно-гальванической реакции, ЭЭГ, эмоции, даже принятие решений – на неосознанно воспринимаемые раздражители действительно существуют. Объективный порог восприятия (где разум обнаруживает и регистрирует стимул) ниже субъективного порога (сознательное принятие сигнала). Это, пожалуй, наиболее «научное» доказательство отрицания как видимого, при этом не знающего, что ты видел.

Перцептивная защита и избирательное внимание

  Но почему одни раздражители пропускаются фильтрами, а другие нет? Стандартным объяснением была модель защиты восприятия, сформулированная в конце 1940-х годов. Для этого раздражители – фотографии, мигающие огни, подсознательные сообщения – контролировались, с целью показать, как люди либо игнорируют, либо обращают внимание на определенную входящую информацию. Именно сфокусированное внимание, а не рассеянное и периферийное восприятие, перенаправляется и тормозится. Эмоционально заряженные раздражители воспринимаются с меньшей восприимчивостью, чем более нейтральные раздражители. Это защищает вас от осознания объектов, имеющих неприятные эмоциональные коннотации. Без вашего ведома разум «активирует» ваш внутренний фильтр или задействует внутреннего цензора. Если вы знали о том, что видели, но отрицали это, то это было простым притворством или ложью. Но раздражители могут вызывать вегетативные реакции тревоги или удовольствия, опережая какое-либо осознание[82].

  Это объяснение является по своей сути психоаналитическим во всем, кроме названия. Некоторые раздражители избегаются, блокируются или искажаются, потому что они тревожат или вызывают стресс. Субъект либо придает им менее тревожное значение, либо сопротивляется любому их восприятию. Чтобы избежать угрозы, вы переключаете внимание на что-то менее болезненное, более нейтральное или более приятное. Это «мотивированное отрицание» требует не здравого смысла восприятия, а осознания значения события до того, как оно войдет в сознание. Вы каким-то образом знаете реальность, чтобы не знать ее. Было ли это тем, что происходило с жителями деревни, жившими рядом с концлагерем? И это опять оказывается парадоксом отрицания: «если перцептивная защита действительно перцептивная, то как воспринимающий может защитить себя от определенного раздражения, если он сначала не воспринимает раздражение, от которого он должен защищаться?»[83]. Высказывавшаяся ранее критика Хоуи применима ко всем «объяснениям» отрицания: «Говорить о перцептивной защите – значит использовать метод дискурса, который должен сделать невозможным какое-либо точное или действительно вразумительное значение перцептивного процесса, ибо это значит говорить о перцептивном процессе как о том, что каким-то образом он одновременно является и процессом познания, и процессом ухода от знания»[84].

  Фрейдовский «цензор» уступил место модели восприятия не как «застывшего» события, а как множественного одновременного набора психических процессов: вместо эмоционально мотивированной защиты – просто ошибки познания и рациональности[85]. Популярная социальная психология все еще пытается соединить эти отчасти несовместимые идеи. Когда мы отрицаем наше осознание угроз или редактируем свои мысли, «надвигающаяся тревога успокаивается изменением направления внимания»[86]. Это создает слепое пятно, притупление боли, возникающей из-за глубоких воспоминаний о детстве, от текущих эмоциональных ран, невыносимых образов страданий других или страха перед болезнью. Боль притупляется ослаблением внимания – универсальным процессом, основанным на таких нейрохимических системах, как подавление эндорфинов.

  Избирательное внимание ограничивает возбуждение стресса и беспокойства. «Отрицание – это психологический аналог эндорфинного отключения внимания»[87]. Соответствующее лекарство действует и как обезболивающее. В ответ на травмирующее психику событие, такое как смерть любимого человека, мы колеблемся между навязыванием (вторжением) и разновидностями отрицания (избегание, отрицание очевидного смысла, оцепенение и т. д.). Это две стороны внимания; ни одна из них не является здоровой, и