– Вы хотите поговорить со мной о том заключении, которое я дал? – спросил он.

Олег Кошкин переложил стопку книг на столе, который стоял посреди библиотеки, и устроился на стуле. Теперь его и профессора Свечникова разделяли только стол да книги. Улыбнувшись, капитан положил руки на стол и сцепил пальцы.

– Это была обыкновенная ошибка, – проговорил профессор. – Хотя я не исключаю возможности того, что ваши эксперты, проводившие эксгумацию, тоже могли ошибиться.

Кошкин поморщился:

– Собственно говоря, я хотел говорить с вами вовсе не об этом.

– А о чем же? О таблетке, которая лежала под столом?

Капитан не ответил, и профессор сердито передернул плечами.

– Как-то все это странно, вы уж простите. В детективных романах случается сплошь и рядом, а в жизни – ну никак невозможно поверить, что кто-то всыпал яд в бокал Валентину, да так, что никто ничего не заметил. Нелепость!

– Профессор, – терпеливо спросил Кошкин, – зачем вы убили Евгению Адрианову?

Свечников застыл в кресле.

– Что?

– Я хочу знать, зачем вы ее убили, – недрогнувшим голосом повторил Кошкин и посмотрел ему прямо в глаза.

И хотя профессор считал себя достаточно смелым человеком, этого взгляда он вынести не смог.

– Это что, одна из ваших милицейских штучек? – злобно спросил он. – Ошеломить человека диким обвинением, а потом смотреть, как он будет оправдываться? Так, что ли?

– А мне интересно, как вообще можно оправдаться, – последовал тихий ответ. – То, что вы якобы случайно напутали в заключении о вскрытии, – мелочь по сравнению с тем, что вы сделали до того. Но большая самонадеянность с вашей стороны – думать, что никто ничего не заметит и все будут молчать.

– О чем это вы? – крикнул профессор, теряя терпение. – Вы что, обвиняете меня? Господи боже мой, да в чем же?

Кошкин откинулся на спинку стула.

– Все дело в том, – сказал он, – что когда Евгению Адрианову нашли в ее машине, она была еще жива.

– Послушайте, – начал профессор, – я…

– Нашел ее один из местных жителей, которые хорошо знают Адрианова и его жену. Этот человек, Святослав Тихонов, сразу же вызвал «Скорую» и предупредил, кто именно попал в аварию. В местной больнице всполошились, вспомнили о том, что вы друг Адрианова, и стали в свою очередь звонить вам. В результате, – Кошкин дернул ртом, – хотя Евгению не сразу смогли извлечь из машины, когда ее привезли в Москву, к вам, в одну из лучших клиник страны, – она еще была жива. У нее была проломлена голова, она находилась в коматозном состоянии, но жила. Дышала. А вот дальше начинаются совершенно непонятные вещи.

– Евгению Адрианову, – злобно отчеканил профессор, – привезли ко мне мертвой. Все, что я мог сделать, – это распорядиться увезти ее в морг.

– Да-да, вы позаботились, чтобы в бумагах остались именно такие сведения, – усмехнулся Кошкин. – Но я отыскал людей, которые дежурили в ту ночь, и они многое мне рассказали. У меня есть их показания, профессор. В письменном виде, заметьте. Так что я могу в любой момент дать делу ход.

– И что они вам рассказали? – мрачно спросил профессор после паузы.

– Достаточно. К примеру, как вы объявили, что в реанимации нет мест, хотя они были, и распорядились везти Евгению в общую палату. Ваш коллега доктор Баграмян пытался переубедить вас, но вы не пожелали слушать и просто ушли. Он пришел к вам еще раз, но вы просто закрыли дверь перед его носом. А Евгения Адрианова тем временем истекала кровью. Ее еще можно было спасти, но счет шел на секунды, даже не на минуты. К тому моменту, когда вы милостиво дали разрешение поместить ее в реанимацию, она была уже действительно мертва.

– Вы ее видели? – холодно спросил Свечников. – Вы знаете, кого из больных можно спасти, а кого нет? – Он подался вперед, его глаза сверкали. – Как врач, я заверяю вас – ее состояние было безнадежным, поймите, безнадежным! Никакие переливания крови и никакие операции не могли помочь. Она все равно умерла бы, минутой позже или раньше, – все равно!

– Врете! – крикнул Кошкин и стукнул кулаком по столу так, что стопка книг накренилась и рухнула на пол. – Она умерла потому, что вы сделали все, чтобы элементарно не оказать ей первую помощь! А вот почему вы так поступили, я могу только догадываться. В любом случае ваше поведение попросту отвратительно! И не менее чудовищно то, что вы стали после ее смерти травить своего коллегу Баграмяна, вынуждать его уйти, и все-таки в конце концов выжили его из больницы.

– Баграмян – завистник и неудачник! Он попросту наговорил на меня!

– Подобное приходило мне в голову. Но когда я сопоставил все, что услышал от разных людей о той ночи, то пришел к выводу: ваш коллега не лгал. Конечно, фактически вас обвинить невозможно. Вы не проломили Евгении Адриановой голову, вы не всыпали яд ей в вино. Вы просто не оказали ей помощь, в которой она нуждалась. И поэтому, дорогой уважаемый профессор, для меня вы убийца, и останетесь им, невзирая на все ваши заслуги.

– Вы ничего не докажете! Запомните – ничего!

– Таким образом, – словно не слыша его, продолжал Кошкин, – все становится на свои места. Я имею в виду факт, что вы предпочли не заметить во время вскрытия, что Евгения Адрианова была убита. Кто-то, кого вы хорошо знаете, проломил ей голову, и чтобы спасти убийцу, вы не стали оказывать несчастной помощь и фальсифицировали данные вскрытия. Кого именно вы покрываете, профессор?

– Вы обвиняете – меня? Да как вы смеете!

– Смею. Ну же, профессор, смелее! Так кто это был? Имя!

– Ах, как вы самонадеянны! – рассмеялся его собеседник. – Брать на понт – вот как это называется, если я не напутал? У вас есть письменные показания, кажется? Разных мелких сошек, которые в жизни ничего не добились и не добьются? Ну так давайте! Вызывайте меня, попробуйте доказать хоть что-нибудь! А я вам раз и навсегда скажу: ничего у вас не выйдет! Ясно вам? И то, что я сделал, я сделал ради спокойствия Валентина и его семьи!

– Именно поэтому Валентин Степанович сегодня окончательно успокоился? – резко спросил Кошкин. – Вы что, не понимаете, что происходит? Не видите, к чему привело ваше поведение? Убийца, который один раз остался безнаказанным, решил, что и второй раз ему все сойдет с рук! Так кто это был, профессор? Кто убил Евгению Адрианову?

Свечников поднялся с места.

– С меня хватит идиотских вопросов, – злобно проговорил он. – Я ухожу!

Он двинулся к двери, по пути от волнения опрокинув стул.

– Идите, профессор, идите, – бросил Кошкин ему вслед. – Я все равно вас найду. И запомните: на все свои вопросы я привык получать ответы. Так уж я устроен.

Свечников хотел что-то ответить, но, очевидно, не нашел достаточно сильных слов, чтобы выразить обуревавшую его злость. Поэтому он ограничился тем, что грохнул дверью так, что стекла в раме жалобно звякнули.